Видео
В мире
— Что породило войну?
Я. Л.: — Если по–честному, то я политикой интересуюсь мало. Я религиозный человек. Я открыл для себя ислам как религию. Я открыл и то, что в самой религии также много проблем. Меня больше интересует то, как исправить эти ошибки, как обратиться к истинным религиозным учениям. А не к политическому. Вы же видите, что в политике повсюду творится нечто подобное. Украина, Россия… Мусульмане там совершенно ни при чем.
И я не согласен также и с тем, что всюду в связи с беженцами исламская религия выпячивается как главный аспект. Даже в том случае, если даже, возможно, большую часть этих людей можно считать исповедующими ислам, но их поведение не соответствует тому, чему учит наша религия, религию в этом винить нельзя. У нас ведь тоже прошли протесты против беженцев. Были видны призывы: "Никакой исламизации!", зачеркнутые мечети… Это выступление против религии. Но выступать против религии — это значит пилить сук, на котором мы сидим. Потому что именно религия ставит людей в рамки. Без религии люди абсолютно непрогнозируемы. Религия для меня определяет, что хорошо, что плохо. Люди без религии — стадо зверей. Ты не ведаешь, что они станут творить. Человек не боится Бога. Он станет делать то, что ему выгоднее. Возможно, пойдет воровать. Верующий человек воровать не станет. Потому как знает: где бы он ни находился, Бог его видит. Люди выступают против религии по незнанию.
— В данном случае словом "ислам" обозначается не религия, а общность, поток этих людей. Да, возможно, слово не соответствует тому, как они утверждают свою веру. Да, европейцы произносят это слово по незнанию. Но тогда скажите, что есть что? Охарактеризуйте те мифы, которые породил этот процесс и которыми в пространстве незнания так легко манипулировать.
Я. Л.: — Начнем с того, что люди сами создали себе различные препятствия. Люди не ищут правды. Люди не любят покидать зону своего комфорта, свой маленький мирок, в котором все для них приведено в порядок, все ясно.
Часто слышим — вот это христианская страна. Хотя, если посмотреть историю, — где же точка отсчета? Какой год? Какой век? Свыше 800 лет назад христианство ведь тоже было здесь пришельцем. Оно не было религией местных людей. Разве не так? Теперь приходит ислам. Но в отличие от христианства ислам сюда не приходит с насилием. Да, изначальная реакция людей совершенно понятна. Они этого не знают, это для них чужое. И они восстают против этого. А вот позиция: не знаю и не хочу знать — это уже мракобесие. Как же иначе называть такое отношение?
Роберт Климович: — Я бы не был столь категоричен и не стал заявлять, что все это сплошное мракобесие. Потому что главным мифом и содержателем мифов является страх людской. Многие считают, что ислам — это какая–то навязанная, вздорная, отягчающая жизнь людей форма религии. Европейцы зачастую считают мусульман дикарями, злыми людьми… Истина абсолютно противоположна. Ислам — это совершенная и полноценная система ориентиров, которая предоставляет нам возможность позаботиться о лучшей грядущей жизни, быть счастливыми уже в этой жизни, полноценно жить и развиваться. Это вроде правил дорожного движения, которые дают нам шанс от пункта А, т. е. от рождения, до пункта Б — до смерти, до прощания нашей души с телом, доехать без аварий.
Еще один миф — это то, что беженцы — мусульмане, исповедующие ислам люди. То, что люди называют себя беженцами, отнюдь не значит, что все они практикующие муслимы. Представь себе, на данный момент лишь 5–10% из всех верующих исламистов мира практикуют исламскую религию. Фактически тех, кто ее не практикует, нельзя считать исповедующими ислам. Это людская масса, которая приехала откуда–то и которой ничто, кроме традиций и инстинктов, не правит. Что же в этом может быть хорошего? Пророк уже давно сказал: тогда, когда мы перестанем практиковать свою религию, настанут времена, какие есть.
Я. Л.: — Про нынешние времена пророк своим последователям сказал: "И наступят времена, когда неверующие люди набросятся на вас, будто на тарелки, полные еды. Чтобы уничтожить вас". Его спросили: случится ли это так потому, что нас будет мало. "Нет, — сказал пророк, — вас будет много. Столько, сколько пены в море. Но вы будете как пена. Без смысла и содержания". Это мы видим реально. Эти полтора миллиарда или больше, как мы утверждаем, мусульман, из которых реально практикуют ислам несколько миллионов… Выход из этого следует искать в самой религии. Вопрос верующего человека: что мне сделать такое, чтобы Бог был мною доволен и обратил все во благо? А люди ищут причину где то в другом месте. Не в себе.
— Тем более, почему Европа этот миф страха воспроизводит и, несмотря на религию, не справляется с потоком беженцев?
Р. К.: — Я думаю, что этот поток беженцев сотворен осознанно. Потому что Европе нужны рабы, нужен рабочий скот. Демографическая ситуация в Европе весьма катастрофична. Людям, которые подаются в бега, говорят, что Европа — это ваш большой помощник, Европа хочет скинуть вашего диктатора. Люди подаются в Европу и удивляются: почему же на самом деле Европа их не ждет. А нам ведь не говорят: беженцы из Ирака, из Эритрея, из Сирии… Нам говорят — мусульманские беженцы. Однако ассоциировать беженцев с исламом нельзя.
— Но все–таки ислам стал словом, которым, для того чтобы охарактеризовать себя, пользуются и беженцы. Понятием, использующимся должностными лицами стран, через которые двигаются потоки беженцев. Не говоря уже о простых европейцах…
Р. К: — Это самая большая изначальная ошибка, которую нельзя допустить. Мы сюда на молитву приходим уже который год. До сих пор нас толком никто даже и не замечал. А тут вдруг мы стали какими–то врагами… Ты слышал вчера или позавчера эту чепуху: станут тут теперь все лупить своих жен, своих детей… Вот это действительно мракобесие.
— Я, равно как и вы, вижу людей, которые боятся. Что надо сделать, чтобы убрать страх?
Р. К.: — Во–первых, надо посмотреть на самого себя. Страх — это отсутствие, слабость веры. Люди думают, что они здесь что–то определяют. Они ничего здесь не определяют. Хоть и избирают… Хотят, чтобы было по их воле… А происходит иначе. Людям все еще кажется, что они определяют жизнь. Им кажется, что они "боги". Они не верят ни во что высшее. Страх — это ущербность веры. Если бы эти люди были верующими, то знали бы, что в мире все происходит согласно плану Божьему. Тогда они не боялись бы. А тут они видят темнокожих бородатых людей… Они еще даже и не поговорили с этими людьми, но уже испытывают перед ними страх. И ненавидят их. Лишь потому, что боятся.
— Но все же… Это только люди. Они хотят жить в мире, привычным порядком и также оставаться при своем понимании веры. А визуальная картина, которую они видят чуть ли не постоянно, по–моему, однозначно нагнетает тревогу.
Р. К.: — Да, но о каком порядке ты говоришь? Что это за порядок?
— Хотя бы стабильный жизненный уклад, традиционные представления о ценностях, о счастье…
Р. К.: — Значит, они все еще хотят быть несчастными. По пятницам — загул. Раз в год — поездка в Анталию. По утрам — каменистый путь на работу. Когда нет денег — мысли, у кого бы занять…
— А при чем тут работа? Я бы не хотел, чтобы в Европе образовалась пара десятков Палестин, которые тоже стали бы десятками лет жить на дотации…
Р. К.:— Да, но ты посмотри, как они идут на эту работу. Посмотри на лица. В них нет радости.
Я. Л.: — Если говорить о работе, то латыши могли бы мусульманам напомнить о ней. К сожалению, это проблема. В тех странах многие стали ленивыми. Почему? Я не могу этого понять. К пророку Мухаммеду как–то пришел человек и жаловался на житейские трудности, просил о помощи. Пророк спросил: "А что у тебя есть? Вещи какие–то…" У человека было лишь несколько глиняных посудин. Пророк продал их, дал деньги этому человеку и сказал: "Иди, купи себе топор. Руби дрова". Человек через несколько дней пришел опять. Он уже смог кое–что заработать. Вот это, к сожалению, пропало. Я пока не нашел объяснения, почему это так.
Пророк Мухаммед говорил, что верхняя рука лучше нижней. Это значит, что дающий человек лучше берущего. В латышских народных песнях об этом тоже многое сказано.
Р. К.: — Неверно сказано, что мусульмане ленивы. У меня здесь, в Латвии, есть хорошо знакомые предприниматели, которые начинают брать на работу лишь студентов–мусульман. Почему? Потому что те не пьют, не устраивают перекуров через каждые пять минут — они усердны. Они трудятся. Это их добавочная стоимость. Это одно.
Второе. Что же порождает ленивцев? Это так называемая система пособий. Имеющаяся в Европе, деградирующая людей система пособий, которая из любого человека делает дармоеда. Я так и написал в "Твиттере": если бы Европа захотела справиться с беженцами, то ликвидировала бы эту систему пособий. Аннулировала бы эти пособия, как они есть, и не было бы больше никаких беженцев. Эти люди строили бы свою страну у себя дома.
— Сказанное вами, по большому счету, совпадает с тем, что мне говорят арабские ребята, которых я имею честь давно знать. Они патриоты и в своих сообщениях ко мне называют мужчин, покинувших их страны, трусами.
Р.К.: — Мы здесь тоже патриоты. Но каждый из нас знает многих, кто уехал отсюда. За границей живут очень близкие мне люди… Теперь им легче. Легче — в финансовом плане. А я живу здесь, в здешних финансовых условиях. Потому что моя земля — здесь.
— Наши должностные лица в связи с беженцами употребляют слово "интеграция". Возможно ли включение, слияние этих масс?
Р. К.: — Совершенно ясно, что никакого слияния не будет. Потому что культуры совершенно разные. И если здесь появятся люди, которые практикуют религию, то упаси их, Боже, от интеграции в такое общество, где все дозволено, где самое большое количество пансионатов для престарелых и самоубийств в Европе! Боже, упаси их от выбора между исламом и кока–кольной культурой Европы! Боже, упаси их от того, чтобы они стали такими же! Слово "интеграция" адекватно политическому маркетингу. Его употребляют, чтобы эта большая общность людей на что–то надеялась.
Плюс еще эти вот местные страхи: мы не сможем пялиться на голых девочек. Потому что они оденутся. Я заметил, что наиболее яро против того, что мы за одетых женщин, выступают не женщины. Громче других протестуют мужчины. Страхи от того, что нельзя будет поддавать, дерябнуть где попало, что отменят дискотеки… Здесь вокруг сплошной грех. Ислам против этого. А местное общество будет стоять до последнего, лишь бы этот грех защитить. Я категорически против интеграции. Ибо что значит интегрировать? Сделать тех, кто исповедует ислам, такими, кто тоже скажет про все вот это "хорошо"! Мы же знаем, что это нехорошо.
Слово "интеграция" для меня все еще иностранное. Включение… А многие люди ведь думают — приедут неправильные, плохие… И они должны стать такими же, как мы. Потому что мы есть тот идеальный пример, на который должен равняться, каким должен стать любой. А мне вот не кажется, что до принятия ислама я был вот таким идеальным примером. Я нашел лучший пример в этой религии. Ответы расизму, национализму… Потому если бы я не был мусульманином, то, полагаю, был бы расистом. Потому что я тоже человек весьма боязливый, и мне многое не нравится. Однако ислам дал мне объяснение, чем руководствоваться и как сосуществовать в этом мире. В Коране четко сказано: Бог сотворил разные народы, разные племена, чтобы мы познали друг друга. И критерием тут не является — русский, латыш или араб, а тот, кто благочестен. Тот, кто творит богоугодные дела, тот и лучший среди нас. Сам Бог не принадлежит никому. Ни русским, ни латышам, ни арабам. Он создатель всего.
Я. Л.: — Я все же советовал бы политикам быть честными до конца. Интеграция — это не означает отказа от своей религии. В Сатверсме записано, что латвийское общество опирается на христианские ценности. Мне хотелось бы увидеть эти ценности. Кто первая среди них? Любовь! А я здесь вижу ненависть, зависть… Задача христиан — работать со своими приходами. А не пугать старых тетушек чудовищами, сарацинами, которые приедут, поломают все кресты и станут жарить христиан на вертелах. Это запугивание в духе Средневековья.
Р. К.: — Почему я не стал христианином? Потому что видел — мусульмане, исповедующие ислам, христианские ценности чтут. Конечно, лицемерия хватает и в исламе. Но там его намного меньше, чем в других религиозных движениях. Вот это меня и привлекло. До того как принять ислам, я два года старательно осваивал теорию и практику буддизма, видел буддистов, ходил к кришнаитам, до того побывал еще в нескольких христианских приходах. До того как сделать выбор, я созерцал, смотрел.
— Если не интеграция, то какое отношение, какое понимание может стать основой нормального сосуществования?
Я. Л.: — Пророк Мухаммед, приехав в Медину, заключил договоры с живущими окрест племенами. С иудеями и другими. Мы не нападаем на вас, вы не нападаете на нас… Мусульманин, приехав в какую–либо страну, якобы подписывает с этой страной договор. Мы знаем, какие здесь правила. Мы знаем, что тебе можно и чего нельзя. Мы знаем, что в этой стране хорошо и что плохо. Мы знаем, за что ты получишь наказание, определенное законами этой страны. Мы должны их чтить. А если мне не нравится, то я волен уехать.
Человек, прибыв в Англию, не может требовать, чтобы там, например, смертную казнь совершали в соответствии с правилами, установленными шариатом. Это ни в коем случае не является правильным подходом. Мы такое не поддерживаем. Да, в свободной, демократической стране мы можем предложить Сейму принять какие–то нормы шариата. Предложить. Но мы не вольны делать то, что здесь не дозволено. Нам запрещено делать то, что здесь незаконно.
Р. К.: — Я бы дал беженцам знать четкие, конкретные правила: это страна, в которой имеется четкое законодательство; его надо блюсти; условия ваши будут не лучше, но и ненамного хуже тех, в которых здесь пребывают местные… Все, пожалуй. Ислам на арабском означает "мир". Главное в этой религии — мир. Если мы практикуем ислам так, как нам велел это делать наш пророк, то это лучшее, что человек может повстречать в своей жизни. Мы за мирное сосуществование, и ислам — это лучший способ, как завоевать этот мир мирным путем То есть если повстречаешь человека, который не наседает на тебя с "Аллах акбар! Ты неверный…", а практикует религию так, как велел Пророк, то ты сам захочешь стать таким человеком. Наш путь распространения ислама — это самим становиться по возможности лучшими муслимами. В этом главный смысл.
Конечно, всегда найдутся экстремисты и такие люди, которым эти экстремисты нужны. Кто ими двигает? Кто их организует? Мы этого не знаем. Мы знаем о себе, о действиях нашей общины. У нас нет никаких противоречий с законом, никакого насилия. Потому что те, кто придерживается своей религии, которые не высматривают, какой мусульманин хуже меня, а думают, соответствую ли я сам, живут в мире.
— Композитор Имант Калниньш назвал ту картину, которую мы сегодня наблюдаем, деградацией ислама со стороны Европы. А философ Игорь Шуваев — отрыжкой Крестовых походов. Как считаете вы?
Р. К.: — Безусловно, это деградация ислама. Желание таким образом уничтожить самого большого современного врага власти денег — ислам.
— Однако христианство тоже используется в политических спекуляциях.
Р. К.: — Политика — это один из тех видов бизнеса, для которого нет ничего святого.
— Скажите, а какие шансы у Латвии стать краем Большого халифата?
Р. К.: — Я надеюсь, что большие. Янис, сколько у тебя детей?
Я. Л.: — Трое.
Р. К.: — И у меня тоже пока трое. Но мы трудимся, чтобы их стало больше. Латыши должны понять, что через пятьдесят лет здесь будет исламское государство. Лишь потому, что наши дети, дети людей, которые исповедуют ислам, окажутся в большинстве.
22 октября 2015. "7 секретов" №42
