Фольклорист, автор нескольких книг Санита Рейнсоне радуется, что леший из нашего быта никуда не исчез, и немного жалеет о том, что латышский фольклор у всех в первую очередь ассоциируется с дайнами
Санита Рейнсоне работает в Институте литературы, фольклора и искусства при Латвийском университете. Тема ее докторской диссертации -- блуждание в лесу в латышском фольклоре. Параллельно работе над диссертацией она писала сказочные истории для своих детей. Автор за свою исследовательскую работу была номинирована на премию "Время Зиедониса" в категории "Наука".
-- Как же обстоит дело с популярностью дайн?
-- Да, при упоминании фольклора в первую очередь приходят в голову дайны. Конечно, они уникальны, но в то же время еще до Баронса собирали сказки, предания, поверья, однако у них никогда не было такой ауры -- символа нации...
-- Сейчас идут всякие проекты, связанные со 100-летием Латвии. Если бы вам дали деньги и сказали: выделите то, что кажется важным, что бы это было?
-- Это мы и делаем. У нас есть garamantas.lv -- цифровой архив латышского фольклора, где мы стараемся выделить все сразу. Показать, как создавались записи фольклора, насколько они разные, сколько разных людей в этом участвовало: сказитель, тот, кто сделал запись, тот, кто ее прислал, и тот, кто заархивировал. Это интересно и очень важно для истории культуры.
У нас исключительно красивые и чудесные загадки. В учебниках фигурирует небольшая подборка, которая воспроизводится снова и снова, а в архиве хранилища фольклора есть такие чудные материалы! Это не только дайны и сказки -- это и истории волостей, биографии сказителей и разные другие вещи...
Леший жив!
-- Много ли пропало?
-- Каждое поколение со времен Баронса говорит, что теперь уже нет того, что было 20-30 лет назад. Все записать и сохранить невозможно, но фольклор меняется и модифицируется, переходя из поколения в поколение. То, что мы в наши дни рассказываем о том, как заблудились в лесу, очень хорошо коррелирует с рассказами людей XIX века о лешем. В наши дни используется та же формулировка, эти же страхи включены и в современные вроде бы истории о мобильниках и GPS-навигации, структура и сюжеты которых очень сильно напоминают истории конца XIX века.
-- А не жаль, что из современных историй исчез леший?
-- Не исчез. Он настолько жив, насколько вообще это возможно. В наши дни зона его действий расширяется -- он отвечает за что угодно. Он заставляет блуждать в жизни, в любви. Он виноват, если что-то зацикливается, идет по кругу, все время не везет. В современности он метафоричен -- это концептуальная метафора для объяснения необъяснимых вещей. И замечательно, что он сохранился...
-- Так получается, что это как бы образ поп-культуры?
-- Да, и это тоже... Он многозначен, очень хорошо используется для разных целей...
В топе -- знаки латышского орнамента
-- Не жалко ли, что присутствие фольклора в современной поп-культуре столь ничтожно? Кажется, есть такое множество интересных образов, которые, если их правильно использовать, могли бы стать равноценными, скажем, американским супергероям.
-- Мне было бы интересно понаблюдать, как происходит что-то подобное, но я не хотела бы высказывать личное мнение, говорить, хорошо это или плохо. Может быть, когда-нибудь это и произойдет, может быть, колядки станут нашим Хэллоуином. Согласна, это исключительно интересно. Если начать в это углубляться и читать, найдутся очень интересные и современные вещи, которые могут заинтересовать современного человека, в том числе и молодежь.
Вопрос в том, как все это популярно объяснить, как донести эту информацию, включенную в диссертации, до читателя. Но вот же книга Сандиса Лайме "Представления о ведьмах в Латвии. Ночные ведьмы" стала бестселлером.
Нельзя сказать, что общество этим не интересуется. Очень многие приходят в хранилище фольклора, особенно сейчас, когда есть цифровой архив. Правда, сейчас в топе знаки латышского орнамента: общество интересует, какой знак носить или наколоть для защиты, удачи или счастья.
-- Вам хотелось бы увидеть комикс про лешего?
-- Да! Мне хотелось бы видеть качественные и классные вещи, это было бы интересно. Вообще, предания и сказки -- а они у нас фантастические – можно было бы пустить в более широкий оборот. В нашем детстве, когда не были доступны в таком количестве книги про всяких Гарри Поттеров, моим "Поттером" были предания. Я читала сборник сказок "Пастушок и черт", пока его не истрепала. Вот откуда черпались сверхъестественные эмоции...
Лесной человек
-- Есть ли у вас какие-то особые отношения с лесом?
-- В докторантуре меня интересовали скорее ощущения человека в лесу, отношения между человеком и лесом. Нельзя сказать, что я лесной человек, но лес мне кажется очень важной частью латышской идентичности, да и моей тоже, -- он все время где-то рядом присутствует.
В детстве добраться до леса было легко: я жила в Мазсалаце, до леса было метров 200-300. Это часть жизненного пространства, часть пейзажа. Мне кажется, существует много таких вещей, настолько привычных, что на них не обращают внимания, но если начать обращать -- становится очень интересно.
-- Как же вы дошли до того, что стали писать о блуждании по лесу?
-- Где-то на втором курсе я была в фольклорной экспедиции в России, около латвийской границы. Приходилось ходить из села в село, а дороги там весьма условные -- все больше тропки. И я порядком заблудилась. Даже впала в отчаяние. Мне удалось выбраться с помощью людей, живущих в каких-то затерянных в лесу домах. И там я впервые столкнулась с существованием представлений и поверий, которые вполне себе применяются на практике.
Когда я наконец-то добралась до цели своего похода, первый же вопрос мне задали о том, перекрестилась ли я, входя в лес. Дескать, если я этого не сделала, нечего и удивляться, что я заблудилась: перекреститься нужно обязательно. Затем посыпались примеры, как кто не смог из леса выбраться, и мне сказали: радуйся, что вообще из леса вышла! Эти истории и навели меня на мысль посмотреть, что по этому поводу имеется в латышской мифологии...
На международном уровне
-- Как обстоит дело с поддержкой вашей отрасли науки?
-- Я, может быть, исключение: та область, в которой я работаю и где зарабатываю, -- цифровые гуманитарные науки. Там очень легко обосновать практическую пользу. Гуманитариев и представителей социальных наук часто упрекают за то, что они не могут доказать: результаты их труда будут продаваться, они кому-то нужны. Я в институте руковожу гуманитарной группой цифровых наук, у нас дела идут успешно. Я не жалуюсь. Мы стараемся работать на международном уровне, чтобы не ждать поддержки только от Латвии.
-- Интересуются ли нашим фольклором за рубежом?
-- Это стабильный миф, будто наше интересует только нас. Нет, это не так, но нужно уметь это наше рассказать и включить в контекст. Да, мы уникальны, но параллели существуют. Наш институт участвует в различных конференциях, и никогда не было такого, чтобы это никого не заинтересовало. Но чтобы эти истории преподнести, сделать их понятными, нужно серьезно работать: международная аудитория очень разнообразна. Это работа, и надо уметь ее делать.
-- Чем вы занимаетесь в институте?
-- Сейчас я стараюсь завершить одну проектную заявку. Это еще один жанр, которому приходится учиться: нет возможности нанять тех, кто напишет проект, кто все подсчитает. Нужно самому уметь разъяснить и написать. Я руковожу цифровым архивом хранилища фольклора и новым проектом по вовлечению общества.
Это интенсивная работа: я координирую деятельность примерно 15 человек, работающих в цифровом архиве. Являюсь своего рода коммуникатором между фольклористами и ИТ-разработчиками: получаю пожелания от коллег, переписываю их лаконичным языком, понятным для айтишников, поскольку ученые-гуманитарии о своих пожеланиях могут романы написать. Параллельно этому идут исследовательская работа, участие в конференциях -- они бывают минимум раз в месяц.
-- Ну и, в конце концов, надо у вас спросить: как отделаться от лешего?
-- Сначала попробовать трижды плюнуть через плечо. Если это не работает, прочесть "Отче наш" задом наперед.
-- Да это целая наука...
-- Если и это не сработает, нужно раздеться, вывернуть одежду наизнанку и так надеть на себя. То есть нужно делать наоборот. Тогда то, что натворил леший, можно повернуть вспять...
Райвис ВИЛУНС (Sestdiena, в сокращении)
Перевод -- Юлия РУДОКАЙТЕ
Фото -- Айвар ЛИЕПИНЬШ