Видео
В мире
Среди территориальных вопросов, возникших после того, как «советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии» (см. «Наши славные пограничники уничтожили польские стражницы»), раздел занятых частями РККА земель с Литвой оказался наименее сложной задачей. Ведь обязательство передать литовцам Вильно (ныне Вильнюс) и прилегающую область было зафиксировано 23 августа 1939 года в секретном протоколе к пакту Молотова—Риббентропа, где констатировалось, что «интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами».
Потребовалось еще чуть более двух недель для установления более точной линии прохождения советско-литовской границы. И 27 октября 1939 года определяющий ее дополнительный протокол к советско-литовскому договору подписали председатель Совнаркома СССР В. М. Молотов и посланник Литвы в Советском Союзе Л. Наткявичюс.
С новой границей между братскими советскими республиками Украиной и Белоруссией, казалось бы, тем более не могло возникнуть никаких проблем. Но до решения этого вопроса следовало решить другой — об оформлении в законодательном порядке присоединения бывших польских воеводств к СССР. Причем так, чтобы все выглядело не как легализация военного трофея, а как исполнение чаяний народа.
1 октября 1939 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «Вопросы Западной Украины и Западной Белоруссии», в котором говорилось:
«1. Созвать Украинское Народное Собрание из выборных по областям Западной Украины (территория быв. воеводств Станиславского, Львовского, Тарнопольского и Луцкого) и Белорусское Народное Собрание из выборных по областям Западной Белоруссии (территория быв. воеводств Новогрудского, Виленского, Белостокского и Полесского).
Эти Народные Собрания должны:
утвердить передачу помещичьих земель крестьянским комитетам;
решить вопрос о характере создаваемой власти, т. е. должна ли быть эта власть советская или буржуазная;
решить вопрос о вхождении в состав СССР, т. е. о вхождении Украинских областей в состав УССР, о вхождении Белорусских областей в состав БССР;
решить вопрос о национализации банков и крупной промышленности.»
Уже 1 ноября 1939 года был принят закон СССР «О включении Западной Украины в состав Союза Советских Социалистических Республик с воссоединением ее с Украинской Советской Социалистической Республикой», а на следующий день — аналогичный закон о Западной Белоруссии. В оба законодательных акта были включены почти совпадающие по тексту обращения к Верховным советам УССР и БССР:
«Представить на рассмотрение Верховного Совета СССР проект разграничения районов и областей между Украинской Советской Социалистической Республикой и Белорусской Советской Социалистической Республикой».
Просьбы представить проекты разграничения выглядели простой формальностью. Ведь в решении Политбюро указывалось, какие воеводства относить к Западной Украине, а какие — к Белоруссии. Но на деле все вышло совершенно иначе.
«На благо обеих Республик»
К тому времени белорусско-украинский пограничный вопрос имел хоть и не очень долгую, но непростую историю. Первые переговоры о границе проходили в апреле 1918 года между представителями провозгласивших независимость Украинской Народной Республики и Белорусской Народной Республики и с самого начала шли далеко не просто. 20 апреля 1918 года глава белорусской делегации А. И. Цвикевич докладывал о ходе дискуссий с украинской делегацией:
«После обмена с обеих сторон приветственными речами, в которых высказано было, что представители двух братских народов в деле разграничения земель придут, безусловно, к соглашению на благо обеих Республик, было установлено, что председательствование на заседаниях будет поочередным для председателей делегаций обеих сторон. В первом заседании, 19 красавика (апреля.), были подняты вопросы:
1) о принципе, коим должны руководствоваться комиссии при установлении государственной границы;
2) о карте и
3) об отправных конечных точках на западе и востоке.
Признано: по 1-му пункту — принять за основу принцип этнографический, но в тесной связи с принципами экономическим и географическим. По 2-му пункту — белорусская делегация будет руководствоваться как основной этнографической картой проф. Карского, изд. 1917 г., а украинская заявила, что она будет пользоваться немецкой этнографической картой, а также и другими этнографическими и географическими картами. По пункту 3-му об отправных точках к соглашению не пришли на заседаниях и 19, и 20 красавика».
Несмотря на уступки белорусской делегации, не удалось договориться и о самой линии границы. Ни в районе Бреста, ни в других местах.
«Они,— рассказывал Цвикевич,— руководились необходимостью сохранить за Украиной Припять и железную дорогу Пинск—Гомель… Чувствуется, что все это диктуют им немцы, и украинцы настаивают на этом, чтобы обезопасить себя (стратег. сообр.) с севера… Мы доказываем, что отступиться от своей линии мы не можем, так как отнятие у нас бассейна Припяти, богатого лесом, обрекло бы Беларусь на жалкое существование, что отнюдь не на руку было бы и самой Украине».
Присутствовавшие на обсуждении предлагали самые разнообразные способы выхода из ситуации — прервать переговоры, затянуть их, отложить решение вопроса о границе до момента, когда БНР признают УНР и РСФСР. Или договариваться не с украинцами, а со стоящими за ними немцами. Позднее возобладала точка зрения, что нужно сначала бок о бок с Украиной отстоять свои территориальные интересы на переговорах с Россией и только потом проводить линию белорусско-украинской границы.
После поражения Германии в Первой мировой войне, а Красной армии — в советско-польской и перехода территории Западной Украины и Западной Белоруссии под контроль Польши спор на долгие годы утратил смысл. Но, как оказалось, не содержание. В ноябре 1939 года противоречия между двумя советскими республиками, входившими в один Союз, были абсолютно теми же, что и двумя десятилетиями ранее.
«Всех нас просто ошеломил»
Бывший первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко много лет спустя вспоминал:
«В один из осенних дней 1939 г., когда я находился в Белостоке, мне позвонили из оргинструкторского отдела ЦК ВКП(б) и сообщили, что Н. С. Хрущев подготовил и внес в Центральный Комитет свои предложения о границе, а вот от ЦК КП(б)Б предложений пока не поступило. Работник ЦК ВКП(б) сказал, что он пошлет нам для ознакомления украинский проект. Через день мы его получили.
Проект Хрущева о границах между западными областями всех нас просто ошеломил, и в этот же вечер мы созвали заседание Бюро ЦК КП(б)Б, чтобы обсудить украинские предложения и выработать свои контрпредложения.
По варианту Хрущева граница между западными областями должна была пройти значительно севернее естественной общепринятой этнографической границы, причем настолько севернее, что города Брест, Пружаны, Столин, Пинск, Лунинец и Кобрин, а также большая часть Беловежской пущи отходили к Украине.
С этим никак нельзя было согласиться».
И 19 ноября 1939 года ЦК КП(б) Белоруссии принял решение о своем варианте границы, упирая, как и в прежних территориальных спорах (см. «Отношение к белорусизации со стороны населения отрицательное»), на этнографические данные:
1. Разграничение областей и районов между Белорусской ССР и Украинской ССР осуществить по линии границы бывших Минской и Гродненской губерний с Волынской губ., так как анализ всех материалов (работы этнографов и историков, устанавливающие этнографические границы белорусского и украинского народов, данные русской и польской статистики о национальном составе населения Западной Белоруссии, непосредственное ознакомление с национальным составом населения на месте в настоящее время, данные, послужившие основанием к установлению в свое время границы между Украинской и Белорусской ССР) свидетельствует о том, что эта граница соответствует действительному расселению белорусского и украинского народов, исторически сложилась, что подтверждается общностью культуры, языка, территории, экономической жизни, единством бытовых особенностей.
2. Считать необходимым Камень-Каширский уезд, ранее входивший в состав Волынской губ., имеющий в составе населения преобладающее количество украинцев, отнести к Украинской ССР.
Просить ЦК ВКП(б) утвердить данное решение».
В подкрепление этой позиции был подготовлен обширный доклад, описывавший историю вопроса с незапамятных времен. При этом подготовленную в 1918 году академиком Е. Ф. Карским карту «Этнографической Белоруссии», на которой не в последнюю очередь основывали свои территориальные претензии украинские товарищи, их белорусские коллеги считали не только неверной, но и вредной политически:
«Карта Карского определенно сыграла большую роль для украинских националистов всех мастей.
Эти господа забирали себе значительную часть территории Белоруссии… В 1925 г. Карский опубликовал отчет о своей поездке за границу, насыщенный восторгом по отношению к полякам и к их культурной деятельности в Белоруссии. Хорошо известно, какое негодование вызвал у советской общественности опубликованный им отчет о заграничной командировке. Карский, сокращая районы поселения белорусов будто бы на основе научных данных, в действительности лил воду на мельницу польских националистов, которых, в свою очередь, поддерживали украинские националисты».
Однако аргументы подобного рода не убедили, а разозлили Хрущева:
«22 ноября,— вспоминал Пономаренко,— я был вызван в Москву со своими предложениями. По прибытии в столицу в тот же день получил приглашение от И. В. Сталина. Когда я зашел в его приемную в Кремле, там уже находился Хрущев, тоже с материалами и схемами. Он беседовал с помощником Сталина А. Н. Поскребышевым. И здесь перед нашей встречей со Сталиным произошел драматический инцидент между Хрущевым и мной, определивший на долгие годы его отношение ко мне.
После того как я поздоровался, Хрущев спросил меня, подготовили ли мы свои предложения о границе и в чем их суть. С должным уважением к нему как члену Политбюро ЦК ВКП(б) и известному деятелю партии я как можно деликатнее сказал: "Мы подготовили предложения, но они не совпадают с вашими". Далее я сказал, что мы предлагаем границу в соответствии с этнографическим составом населения и что граница, по нашему мнению, должна пройти южнее Пинска, Лунинца, Кобрина, Барановичей и Бреста, а посему эти города и Беловежская пуща должны остаться в составе Советской Белоруссии.
Хрущев вскипел и грубо спросил: "Кто вам состряпал эту чепуху и чем вы можете это обосновать?" Я ответил, что предложения, которые мы вносим, составили члены ЦК Компартии Белоруссии. Мы вовсе не считаем это чепухой и готовы привести обоснования на основе статистики и истории. Хрущев заявил, что украинские историки имеют другую точку зрения, и высказал свои наметки границы. На это я ответил: "Трудно предположить, чтобы ученые могли обосновать такую границу, противоречащую понятиям этнографии, статистики и истории".
Хрущев рассвирепел».
«Не начали еще войну из-за границ?»
Но в стране все решали не секретари республиканских ЦК. Последнее слово было за Сталиным.
«Он сидел в кабинете один,— рассказывал Пономаренко.— После нашего приветствия он ответил: "Здорово, гетманы, ну, как с границей? Вы еще не передрались? Не начали еще войну из-за границ? Не сосредоточили войска? Или договорились мирно?"
Потом Сталин предложил нам сесть и доложить свои варианты. Хрущев и я вытащили тексты предложений и схемы. Первым докладывал Никита Сергеевич. Он развернул на столе схемы, но, излагая содержание своего проекта, ни разу не сослался на них.
Сталин выслушал, поднялся, принес свою карту и попросил Хрущева показать на схеме, как пройдет граница».
По словам Пономаренко, Сталин объявил:
«Граница, которую предлагает товарищ Хрущев, совершенно неприемлема. Она ничем не может быть обоснована. Ее не поймет общественное мнение. Невозможно сколько-нибудь серьезно говорить о том, что Брест и Беловежская пуща являются украинскими районами. Если принять такую границу, то западные области Белоруссии, по существу, исчезают. И это была бы плохая национальная политика».
Но и полностью отвергать украинские претензии Сталин не стал.
«Обращаясь к Хрущеву,— вспоминал белорусский первый секретарь,— чтобы несколько смягчить свое заявление, он заметил: "Скажите прямо, выдвигая эти предложения, вы, наверное, имели в виду другое: вам хотелось бы получить лес, его на Украине ведь не так много?"
На это Хрущев ответил:
"Да, товарищ Сталин, все дело в лесе, которым так богато Полесье, а у нас леса мало".
"Это другое дело,— заметил Сталин,— это можно учесть. Белорусы предлагают правильную, обоснованную границу. Объективность их варианта подчеркивается, в частности, и тем фактом, что они сами предлагают район Камень-Каширска отнести к Украине. Мы утвердили границу, в основном совпадающую с проектом товарища Пономаренко, но с некоторой поправкой в соответствии с желанием украинцев получить немного леса".
Он взял карту и прочертил линию границы, почти совпадающую с нашими предложениями. Только в одном месте сделал на зеленом массиве карты небольшой выгиб к северу и сказал: "Пусть этот район отойдет к Украине".
Хрущев выразил свое согласие. Я был особенно доволен таким решением вопроса.
После этого Сталин пригласил Хрущева и меня к себе обедать. По лицу, по настроению Никиты Сергеевича чувствовалось, что он остался недоволен таким исходом и эту историю надолго запомнит. Я не ошибся».
4 декабря 1939 года Президиум Верховного совета СССР своим указом утвердил начерченную Сталиным линию белорусско-украинской границы. Но на этом история установления границы Белоруссии не завершилась. В 1940 году уточняли ее линию на литовском участке. А в 1944 году после польско-советских переговоров город Белосток и 17 районов Белостокской области были переданы Польше, что, по мнению белорусских товарищей, было слишком большой уступкой. Есть версия, что активную роль в этом сыграл Хрущев.
Евгений Жирнов, "Коммерсантъ История".
