Видео
В мире
Однажды друг его отца, некто Волконский (что интересно – не князь) шёл со своим товарищем по фамилии Беллавин по одной из набережных столицы. Дело было зимою, в сумерки, в гололёд и при небольшой снежной замети. Шли приятели, беседовали между собою и вдруг увидели, как у портомойни какая-то баба-прачка тащила на взвоз салазки с вымытым, мокрым бельём.
Небольшое уточнение: устаревшее слово «портомойня» – это место на берегу реки, приспособленное для стирки и полоскания портов, штанов то есть, а также прочей одежды и белья. А ещё одно старинное слово «взвоз» в данном случае – это подъём, иногда с бревенчатым пандусом, ведущий от реки к набережной.
И вот этот взвоз стал для бедной прачки непреодолимым препятствием – по нему водовозы таскали кадки с водою, которая плескалась и до того ровно облила весь подъём, что он обледенел, осклиз и подняться по нему было чрезвычайно трудно, особенно с тяжестью. Бельё, разумеется, было тяжёлым и как только прачка довезла его до взвоза, то для случайных прохожих началось смешное зрелище, а для неё сплошная мука. Баба со своими санками, в обледеневших сапогах, карабкалась-карабкалась по склону, но едва достигнув его половины, поскальзывалась и съезжала вниз. Салазки с тяжёлым бельём тянули её назад, и она всякий раз падала и потешно скатывалась к реке на четвереньках. Долго «каталась» бедная баба со своим грузом по наледи туда-сюда безо всяких шансов подняться наверх...
Очевидцы, не к чести своей, вместо помощи стояли и наблюдали за происходящим. Вдруг Беллавин дёрнул Волконского за рукав и сказал: – Государь!
В серых сумерках появилась фигура царя Александра I. Встреч с императором Александром Павловичем в Петербурге не опасались и не избегали, но если он шёл по улице один, да ещё в такую серую пору, то считали неделикатным попадаться ему на глаза. Этим показывали уважение к его желанию пользоваться свободою обыкновенного человека. Зная это, Волконский с приятелем поспешили очистить царю дорогу и спрятались в ближайшем переулке.
Только они успели уйти, как государь подошёл к тому месту, на котором они стояли. Александр заметил прачку и стал озираться по сторонам. Никого вокруг не было. Можно было подумать, что император осматривается затем, чтобы кого-нибудь позвать на помощь, но на деле вышло не так. Александр Павлович именно того и желал, чтобы его никто не видел, и чуть только он убедился, что ничей глаз за ним не наблюдает, одним движением сбросил на гранит набережной шинель и сбежал в одном мундире к продолжавшей своё восхождение прачке. Царь взял из рук женщины верёвку, перекинул её через плечо и шибко вытащил салазки с бельём на тротуар.
– Дай Бог здоровья твоему благородию! – крикнула ему снизу поднимавшаяся баба.
– Хорошо, матушка, хорошо, буду здоров! – ответил он и, накинув шинель, скоро пошёл своею дорогою, вероятно спеша согреться.
Волконский с Беллавиным вышли из своей засады и спросили у прачки: – Знаешь кто это тебе салазки вывез?
– Какой-то офицер добрый... – ответила тётка.
– Это был сам государь! – сообщили приятели.
Баба оторопела и сначала было сделала шаг в ту сторону, куда ушёл император, но сейчас же остановилась и, кусая ногти, молвила: – Экая я дурища, какой случай пропустила попросить!...
На этом месте позволю себе прервать повествование замечательного писателя Николая Семёновича Лескова для того, чтобы обратиться к вам с вопросами: – Как вы думаете, что могла попросить простая прачка у самодержца всероссийского? Какие именно царские милости она хотела бы получить? Вольную грамоту от крепостной зависимости? А может быть подать челобитную о какой-нибудь вопиющей несправедливости или жестоком обращении с ней её барина? Неужели она совершенно заурядно желала денег?... У вас есть ещё варианты?...
Так вот, Волконский спросил у прачки: – А о чём бы ты хотела его просить?
И та ответила: – Да чтобы он приказал дать мне хоть одну рубашечку ему выстирать...
