Хотя пока это случилось, я объехал почти весь Советский Союз, поработал в самых разных его уголках.
- Тогда я понимаю, почему в советское время вы не любили тот «режим». Много раз уже приходилось слышать, что в республиках Прибалтики мы жили тогда на своеобразной «витрине СССР». Поэтому, мол, «настоящую» жизнь огромной страны мы не знали и сегодня слишком идеализируем прошлое.— В 1938 году был расстрелян мой дед по отцовской линии. Его обвинили в шпионаже: фамилия вы сами видите, какая… Дед по материнской линии был осужден и умер вскоре после «отсидки». Родственники рассказывали мне, как проходила коллективизация. У них семья была большая. Они просто работали на земле, которую дала Советская власть. А напротив соседи — ничего не делали! У них всё бурьяном заросло. Свиньи в дыры под первым венцом сарая наружу вылезали!
В результате, они — «бедняки», а мы — «кулаки»…
Мы сами жили в поселке леспромхоза, в Борисовском районе Минской области. Бараки, построенные пленными немцами. Грязь по колено, пьянство… Поэтому я уже был настроен соответственно.
Закончив Минский технологический институт, работал в лесоустроительной экспедиции всесоюзного объединения «Леспроект». Мы снова ездили по всей стране Советов. Довелось побывать и в тех местах, которые объехал когда-то с товарищем. Работал в Удмуртии, в предгорьях Памира, в Тайшете. Встречал по пути людей, которые рассказывали, как целина поднималась. Они говорили, что собрать с нее те урожаи, что были в самом начале, теперь уже невозможно. Земля истощена бесхозяйственным подходом. Я видел: ничего не меняется к лучшему. И, пожив какое-то время в Ташкенте, окончательно решил уехать в Ригу.- Но ведь главное, это человеческие отношения? А не то, сколько сортов колбасы лежит в сельмаге! А они тогда бесспорно были лучше, чем сегодня.
— В том-то и дело! Перед отъездом в Ригу я несколько месяцев поработал в Белоруссии, в лесничестве. Присмотрелся, как ведет себя начальство — и как люди к этому относятся. Председатель колхоза, начальник лесхоза, начальник района, это такие «удельные князья». Точно так же и в Средней Азии. Там по-прежнему всё решал местный раис. Только раньше это был чиновник, назначенный ханом — а в советское время, например, председатель колхоза. А в чем разница? Где тогда сам человек?!!
— Однажды, я тогда работал в одном из минских проектных институтов, у нас зашел чисто гипотетический разговор о том, могла бы Белоруссия быть независимым государством. И я честно сказал: нет, ребята, извините, но вы — не готовы… Я же вырос среди этого народа, хорошо знал его. И народ в Удмуртии, и народ в Ташкенте был не готов!
- А народ в Риге был готов?
— Да, был готов. Но я всё же ожидал большего. Я думал, он будет более организованным, чем мы видим сегодня.
- Давайте пока вернемся в 90-й год. Где вы тогда работали и что вам запомнилось из политических событий? Может быть, на вашем предприятии что-то такое происходило?
— Работал я тогда замначальника деревообрабатывающего цеха на Рижском вагоностроительном заводе. Позже перешел в метрологический отдел. Но независимо от должности, участвовал во всех, проходивших у нас политических мероприятиях. Например, в подъеме флага Латвии над зданием заводской администрации. В собрании, которое проводил «Народный фронт» у нас на заводе, в актовом зале.
- А на каком языке проходило собрание и о чем там говорилось?
— На русском языке, конечно! На «вагонке» ведь в основном русскоязычные работали. Речь шла о том, что в СССР сейчас экономическая разруха, а Латвия — очень богатая республика. Поэтому нам всем выгоднее, чтобы Латвия стала независимым государством.
- А как люди с завода на эти призывы реагировали? Кто-то критически высказывался об идее независимости?
— Вы знаете, подъем у людей был. У меня сложилось впечатление — люди просто устали от того, как они живут. Вроде бы продукты в магазинах есть. Но в то же время ты не можешь никуда поехать, может быть, выбрать страну, которая тебе больше подходит. Вот такие мысли тогда были.
Во всяком случае, я не помню, чтобы кто-то защищал Советский Союз и говорил: пусть как есть, так и будет.
Хотя потом я понял, что отделение Латвии от СССР потихоньку началось гораздо раньше. Еще в 1984-м году мы с женой видели в Риге молодежь с флагом Латвии.
- Вы ничего не путаете? Именно 1984-й, а не 1987-й?!
— У меня в тот год как раз двойня родилась! Это было в 1984-м году, в Межциемсе. А у меня тогда вдруг появилось какое-то мутное ощущение дискомфорта. Я даже вскоре предложил жене: а может, пока есть возможность, попробовать поменять квартиру на Минск? Но я в Белоруссии больше трех дней, когда бывал у родителей, не мог выдержать. Поэтому успокоился и отказался от этой идеи.
- Позже, когда вы поддержали независимость, какой вам представлялась будущая Латвия?
— Я понимал, что в Латвии латышский язык будет развиваться. Ведь до Хрущева так было даже в Латвийской ССР. Но Рига, безусловно, будет многоязычным городом. Как и все портовые города-столицы. Но мне и в голову не приходило, что латышский язык будет насаждаться насильно. Языку вообще нельзя «научить» — ему можно только самому научиться.
- А каким вам виделось экономическое будущее независимой Латвии?
— Приехав в Ригу, я первое время работал на базе «Латвметаллоснабсбыт». К нам приезжали закупать металл представители самых разных предприятий. Естественно, между нами были и неформальные разговоры. Поэтому я знал многое о том, какую продукцию они выпускают, даже если это официально и не афишировалось. Они производили высокотехнологичную продукцию!
Например, завод «Коммутатор» делал в том числе оборудование для атомных подводных лодок. Предприятие «Альфа» работало «на космос». Очень сильным был ВЭФ, где тоже делали «оборонку». Конечно, по многим позициям мы отставали. Но весь этот потенциал можно было использовать на благо страны. Модернизировать, продать, сдать в аренду иностранным компаниям. Можно было гарантировать людям работу, пока экономика не перестроится. И уже сегодня в Латвии было бы высокотехнологичное производство!
Мне представлялось, что так и будет сделано. И в дурном сне не могло присниться, что всё будет так бездарно разбазарено и разворовано.
К тому же, думал я, Латвия — страна небольшая. Здесь можно знать всех публичных людей в лицо. Поэтому даже поверить было бы трудно, что тут возможны такая коррупция и бесконечное вранье политиков.
- А что вам больше всего запомнилось из «времени баррикад»?
— Я не помню точно число, когда первая машина с бревнами пришла к Совету министров. Я включил радио и услышал, что людей приглашают выйти на улицы. И вот — вечер. Я иду по улице Кирова — нынешней Элизабетес — а мимо меня идут машины с лесом. Мы с ними одновременно и прибыли к Совмину. Я уже бывал в этом здании: работал по проектированию мебели и был заказ от Совмина.
Машины начали парковаться, а я направился к этим высоченным дверям. Подхожу. Стучусь.
Открывает милиционер — и я прямо с первых слов его спрашиваю: «Где тут можно записаться в ополчение? И при необходимости получить оружие?»
Не помню, что он ответил… Но понимаете, было именно такое состояние: если будет надо, я готов остаться на асфальте!
- Скажите, тогда действительно верилось, что могут быть бои? Что, возможно, за эту идею придется пожертвовать жизнью?
— Конечно! Поэтому я и подошел с таким вопросом. К тому же я — офицер запаса. Мог бы, если что, людьми командовать. Я думал, что уже создан какой-то штаб. Надо записаться, чтобы они знали, сколько у них людей и с какой подготовкой.
Я верил в то, что мы боремся за нашу, общую, нормальную, демократическую страну.
Я понимал это так. Поэтому был готов идти до конца.
- А другие участники баррикад тоже были готовы к такому развитию событий?
— Да, очень многие верили. Я встречал там людей, с которыми вместе работал на вагоностроительном заводе. Причем, с утра ведь нам надо было на работу — а к вечеру и в «ночь» мы шли на баррикады. И русские, и латыши. Там не было тогда деления ни по языку, ни по национальности. Если ты пришел — значит, ты — свой.
- В тексте вашей петиции сказано, что вы тогда зарегистрировались как желающий стать гражданином независимой Латвии. Не могли бы вы подробнее рассказать нашим читателям, что это была за процедура?
— В Риге, по ул. Вальню 9, любой, кто поддерживает независимость Латвии, мог записаться в ее будущие граждане (Народный фронт Латвии в пункте 2.5. своей программы 1989 года выступал «за то, чтобы гражданство получили постоянные жители Латвии, декларирующие своё желание получить гражданство Латвии и недвусмысленно связывающие свою судьбу с латвийским государством»). Никакое «право» на это гражданство доказывать было не нужно! Важен был только твой, личный выбор!
Возможно, такая регистрация шла и в других местах, я не знаю. Желающих было много. Нас регистрировали в специальных журналах. Значит, где-то эти журналы есть? Может быть, пылятся в Музее Народного фронта? Или — уничтожены, как ненужное свидетельство?!! Если честно, то именно теперь хотелось бы на них взглянуть…
- И когда у вас произошел перелом в мировоззрении?
— Наверное, он шел все эти годы. Сначала как-то незаметно новая власть «забыла» про свое обещание дать гражданство всем постоянным жителям, кто сделал свой выбор в пользу Латвии. Я, как и еще 700 тысяч, оказался негражданином. Потом нам разрешили натурализоваться на общих основаниях, но в законе были «окна натурализации». Начали закрываться и уничтожаться все крупные предприятия. Я никак этого не мог понять…
Конечно, тот же Рижский дизелестроительный завод не мог бы сразу начать соперничать с таким же заводом в Германии. Но — поддержите его, если вы «власть»! Дайте людям работу! А работа — это налоги, это развитие страны.
- А на что вы рассчитывали, составляя свою петицию? В Европарламенте ведь о существовании «проблемы неграждан» прекрасно знают.— Демократия и свобода в стране могут быть, только если каждый из нас умеет спросить себя: а что я сделал, чтобы так было? Пусть это будет что-то маленькое, но я сделал то, что мог…