«Это давно было, в самом начале, когда мы в 1990 году говорили о том, что надо переходить на латышский язык. Потому что иначе это не латышское государство, не латвийское. Часть политиков всегда боялась, часть не понимала — и здесь очень много людей не понимали, что такое государственный язык, что такое гражданство как таковое. И мы очень легко к этому всему относимся...
Теперь такие проблемы с учебой в школе, с тем, что школа переходит на латышский язык —
а я приехала, не зная латышского языка, потому что родителей очень редко видела, а моя бабушка — она русская.
Книг с латинским шрифтом тоже не было. Ну, я приехала сюда, и в 4-м классе меня уже послали в латышскую школу. За лето надо было наверстать очень многое. У меня были прекрасные преподаватели! Так что эту систему я очень хорошо знаю — как можно быстро выучить язык.
Я поняла — здесь очень много проблем, потому что одни боялись решать эту проблему, а другие не понимают: сегрегация только ухудшает положение. Потому что, конечно, часто это бывает вопросом денег, но здесь — вопросы организации работы, вопросы о том, как это всё происходит, какие курсы, и почему курсы есть только теперь, а раньше их не было, почему люди не учились, и так далее».
По убеждению бывшего директора Центра госязыка, если человек знает латышский язык — это не вопрос интеграции, это лишь самое ее начало. Только тогда он может понять, что в государстве происходит, в противном случае он «живет параллельной жизнью».