К началу развала СССР я занимал должность директора "Химмаша", крупнейшего предприятия союзного подчинения.(До этого работал заместителем главного механика ВЭФа). К началу 90-х начали рваться все хозяйственные связи между республиками СССР. Деньги, предназначенные заводам, зависали во Внешкэкономбанке в Москве, где их "крутили" дельцы. А рабочие сидели без зарплаты. Начались перебои с поставками комплектующих и сырья.
Не от хорошей жизни я первый в Латвии ввел бартерные схемы взаиморасчетов. Отправлял вагон насосов, в обмен получал прицепы "Жигулей", шины и т.п. Платил зарплату работникам и хрусталем, и сушеным шиповником... Ходил под статьей - ведь лично подписывал накладные, где фигурировали мифические "у. е"., которых в реальности никто в руках не держал.
В таких ненормальных условиях "Химмаш" продержался несколько лет хотя многие заводы уже загнулись.
Вспоминаю первое и последнее масштабное совещание директоров 250 крупнейших предприятий Латвии, которое собрал тогдашний премьер Годманис. Все директора рисовали плачевную картину: комплектующих нет, ресурсов нет, цеха останавливаются, что делать?
Я встал и рассказал, как можно работать по бартеру. Это даст передышку на переходный период, чтобы правительство могло провести экономические реформы.
Но нам было заявлено: нам бартерная экономика не нужна! А через несколько месяцев Эйнарс Репше официально предложил ту же самую схему. Но все уже рушилось...
Теперь Годманиса считают успешным кризис-менеджером. Но ведь это он отстранил от управления всех профессионалов, опытных хозяйственников. А у них-то как раз был опыт антикризисного менеджмента.
На самом деле Годманис решал не эконмическую, а конкретную политическую задачу - навсегда обрубить Россию.
Промышленность ушла в пике, станки резали на металлолом, десятки тысяч рабочих и специалистов оказались за воротами. Выживали кто как может. Началась эра толкучек, челноков, ларьков. И создания бизнесов – кто во что и как горазд. Первые переделы собственности – братки, "крыши", наезды, откаты, отстрелы…
Страна все больше напоминала Чикаго 20-х годов. Но с местной спецификой. В обществе, в том числе, и в трудовых коллективах, произошел четкий водораздел: латыши - русские. Ксенофобия зашкаливала. Меня спасало только то, что я владею латышским абсолютно свободно. Плюс закалка, которую мне дал ВЭФ. Но дошло до того, что председатель трудового коллектива, латыш, как-то открыл дверь ногой в мой кабинет и спросил: "Ну что, жидовская морда, доигрались?" В ответ я шваркнул его об стенку.
Национализм рушил только заводы, он рушил семьи!
На наших глазах уничтожалось то, чему мы отдали десятилетия жизни.
Руководители союзных заводов, технические специалисты и кадровые рабочие готовы были взяться за арматуру (она уже была нарезана и заготовлена в подвалах) и идти в Сейму. Но не было вождя. Мы обратились к Рубиксу, но он спасовал.
Приговор латвийской индустрии был подписан и приведен в исполнение. Латвия очень скоро перестала производить вообще что-либо - стекло, болты, гайки, микросхемы, сеялки, микроавтобусы, кофемолки, электрички, даже дверные ручки и пуговицы.
90-е годы - эпоха рэкета, растаскивания госрезервов и кредитов, "прихватизации". Я испытал сполна все прелести дикого капитализма.
Вот лишь один эпизод. Когда у Риги возникли проблемы с топливом и нечем было заправить даже "Неотложки", "Химмаш" из своих резервов подарил городу несколько цистерн бензина. А через два дня ко мне в кабинет пожаловали мальчики в кожаных пиджаках и потребовали продать все заводские запасы горючего. Я их выгнал. И вскоре семья получила угрозы физической расправы. Я обратился в полицию - там только посмеялись.
В конце концов, я собрал оперативку, положил ключи на стол и сказал, что завод распродавать отказываюсь. И ушел. И произошло то, что впоследствии стало нормой - распродано было все.
А меня отправили руководить базой "Латторгоборудования". Вскоре вышел приказ Годманиса: госпредприятия, которые течение трех месяцев не будут приватизированы, переходят в собственность государственного ао "Росме".
Я первым в Латвии приватизировал предприятие. Вынужденно, а не потому, что этого хотел.
Так я стал частным предпринимателем. Попытался получить кредит Г-24, который был целевым назначением направлен на развитие бизнеса как раз такого профиля. Не получил ни сантима. Потому что отказался платить откаты.
Вопреки всему наше производство успешно работало, причем без копейки долгов, почти десять лет. Поставляли торговое оборудование на экспорт. Пока место под цехами не приглядели иностранные инвесторы, пожелавшие построить здесь торговый центр.
На меня начали давить –продавай завод! Зачастили проверяющие - два раза в неделю к нам приходили с улыбками налоговики. Четыре года я сопротивлялся, но потом понял, что война бессмысленна. Потому что производство в Латвии все равно обречено. Нас душил тяжелый лат, безумные налоги, коррумпированная система выдачи кредитов и стоимость энергоресурсов, которые у нас дороже, чем в Швеции.
Поэтому теперь на территории моего завода - большой супермаркет. Так закончились 19 лет моей трудовой биографии в независимой Латвии.