О необходимости перехода к стратегической обороне заявил в интервью Би-би-си бывший главком ВСУ Виктор Муженко, причем, по его словам, Киев сохраняет «потенциальную возможность осуществить разгром оккупационных войск на территории Украины», если сможет грамотно разработать и реализовать такую стратегию.
О переходе к «году стратегической обороны» говорится и в большом докладе, подготовленном Министерством обороны Эстонии.
Позиционная война, то есть такая война, когда линия фронта не претерпевает значительных изменений при любой интенсивности боев, — вынужденное состояние.
Из него, правда, можно извлечь и выгоду, когда ничего другого просто не остается. Хотя командование любой армии обычно предпочитает вести маневренную войну, в расчете на которую, собственно, строятся все современные вооруженные силы.
Позиционная война по своим целям может называться войной на истощение. В отличие от маневренной или «молниеносной» войны целями в ней становятся не разгром армии противника, занятые города или территории, выход на какие-то стратегически важные позиции, а снижение боеспособности армии противника и обороноспособности его государства в целом, способности его народа и армии к сопротивлению.
При этом позиционный конфликт не может сам по себе закончиться победой — он либо приводит к ситуации, когда истощенная страна соглашается на уступки, либо создает условия для перехода войны в более активную, маневренную.
С осени 2022 года и вплоть до конца лета 2023-го в Украине и на Западе многие политики и военные говорили о необходимости и важности летнего наступления, и, очевидно, побеждать на фронте они собирались именно решительным ударом.
Однако после окончания этого наступления, которое не достигло поставленных целей, стало ясно, что такая стратегия не сработала и Киеву придется вступать с Москвой в затяжной конфликт на истощение.
При этом в Кремле убеждены, что военный, экономический и демографический потенциал у России выше, чем у Украины. Кроме того, российское руководство уверено, что иностранная помощь Украине вскоре, вероятно, прекратится, что Запад устанет от этой войны быстрее, чем Россия.
Эта уверенность прозвучала, в частности, во время «прямой линии» Владимира Путина 14 декабря, когда он заявил, что российская финансово-экономическая система крепка, а армия боеспособна, в отличие от Украины, которая, по словам российского президента, «пытается что-то там ещё сохранить, но почти ничего не производит»: «всё привозят — извините за моветон, — на халяву всё привозят. Но эта халява когда-то может и закончиться, и, судя по всему, так и заканчивается помаленьку».
Будущее поддержки Украины действительно остается неопределенным — в США судьбу этой помощи Конгресс будет решать в январе, Европа также пока не смогла утвердить новое финансирование на нужды Украины.
Как отмечают многие эксперты, в частности, из американского Института изучения войны, «внезапное прекращение помощи Запада, скорее всего, рано или поздно приведет к потере способности Украины сдерживать российскую армию».
Украина и ее партнеры стараются решить эту проблему, разработав план, который может хотя бы обрисовать перспективу западным политикам и помочь им в решении вопроса о военной помощи Киеву.
Неопределенность и отсутствие более или менее ясной перспективы сильно мешает конгрессменам в утверждении пакета помощи — им просто непонятно, как долго придется тратить деньги на поддержку ВСУ в войне, победа в которой не имеет понятного образа.
Как написала в начале декабря газета New York Times, Украина совместно с США разрабатывают стратегию, главная цель которой — удержать территории, которые контролирует ВСУ.
По информации издания, американцы предлагают сфокусироваться на этой главной цели, тогда как украинцы хотят вести более активные боевые действия с применением дальнего высокоточного оружия.
Сейчас идея сыграть в игру, которую навязывает Украине Россия, то есть начать войну на истощение, вместо того чтобы готовить новое большое наступление, находит всё больше сторонников. И это логично — другого выхода пока просто не видно.
«Война на истощение невыгодна никому и никогда, на нее идут, только если нет возможности вести войну более активно, но в данном случае она больше невыгодна Украине, чем России: помимо потерь на фронте, миллионы беженцев, ракетные удары по всей территории страны, разрушение инфраструктуры и экономики, неясные перспективы государства в целом — поэтому раз наступление и слом тенденции не удались, нужно еще раз подумать о перспективе», — так описал нынешнюю ситуацию в интервью Би-би-си израильский военный эксперт Давид Гендельман.
Так получилось
Вообще-то ни российская, ни украинская армии не собирались закапываться в землю и переходить к войне на истощение.
В феврале 2022 года Россия попыталась совершить классический блицкриг с прорывом к столице и захватом доброй половины Украины.
Когда взять Киев не получилось, а продвижение на юге остановилось, то Россия начала наступление в Донбассе, которое также было вполне решительным и по характеру, и по целям: российские войска стремились окружить и уничтожить крупную украинскую группировку, но также безуспешно — на юге «клещей» украинскую оборону не удавалось пробить, а на севере и вовсе все закончилось поражением.
В начале сентября 2022 года, воспользовавшись низкой плотностью российских войск в Харьковской области, ВСУ смогли спланировать и провести осеннее наступление, освободив большую территорию, а затем вынудив Россию отвести войска от Херсона на левый берег.
Однако впоследствии обе стороны не смогли спланировать и провести ни одной крупной операции и добиться столь же большого успеха, как у российской армии на юге Украины в начале вторжения или у ВСУ под Изюмом осенью 2022 года.
В ходе летнего наступления 2023 года ВСУ вклинились в российскую оборону на 30 километров, но не достигли поставленных целей — выхода к Азовскому морю или хотя бы освобождения города Токмака, лежащего на полпути к побережью.
Таким образом, позиционной эта война стала еще зимой-весной 2023 года, а летнее наступление ВСУ только наглядно показало, как трудно переломить это положение.
Почему возник позиционный тупик?
Причин, по которым война перешла в такое состояние, несколько.
После российской мобилизации на фронте с обеих сторон оказались соизмеримые по размеру группировки, причем их численность позволяет насытить части в обороне достаточно для того, чтобы исключить возможность прорыва небольшими группами.
Такое продвижение осложнено еще и тем, что за долгое время, в течение которого линия фронта оставалась неизменной, каждая из сторон успела подготовиться к обороне, выкопав траншеи, оборудовав огневые точки, установив минные поля и пристреляв их.
Кроме того, каждая из сторон использует весь арсенал разведки, чтобы контролировать территорию, занятую противником, постоянно совершенствуя навыки и технику.
Учитывая, насколько хорошо сейчас просматривается ближний тыл, скрытое сосредоточение и прорыв небольших групп очень сложны. Иногда между обнаружением и поражением цели артиллерией проходит всего несколько минут.
Прорыв большими группировками тоже оказался почти невозможен. Теоретически существует возможность собрать ударную группировку и создать численное превосходство на определенном участке фронта, однако и тут разведка мешает сделать это скрытно.
Обе стороны активно используют для разведки беспилотники, да и другие виды разведки стали более эффективны. Например, агентура на территории противника может передавать данные гораздо быстрее, чем раньше.
Современные системы электронной разведки также стали более совершенными. Украина получила доступ к информации с западных спутников и данным самолетов-разведчиков, а Россия активно задействует собственные разведывательные средства, такие как радары и самолеты ДРЛО.
Так что скрытно развернуть крупную группировку стало практически невозможно — противник раскрывает замысел и успевает отреагировать на угрозу, подтянув со своей стороны к месту будущего прорыва резервы.
Наконец, ни одна из сторон не продемонстрировала умения действовать крупными соединениями в рамках общевойскового боя в тесном взаимодействии различных составляющих ударной группы — инженерных, танковых, мотопехотных, ракетно-артиллерийских и авиационных частей.
Дело отчасти в том, что в этой войне появилось столько новых военных технологий, что их применение пока еще очень плохо изучено, и тактические приемы, которые позволяют с ними бороться, не отработаны.
И поскольку опыта и умения ведения боевых действий не хватает на всех уровнях, начиная с рядовых и кончая командованием, все это приводит к слишком высоким потерям.
При этом воюющие армии приобретают новый боевой опыт, что позволяет им совершать все меньше ошибок, которыми мог бы воспользоваться противник.
Что нужно Украине для обороны?
Общие цели перехода к стратегической обороне, которые к тому же были изложены в упомянутом уже аналитическом докладе эстонских военных в порядке обсуждения, не дают представления о том, какой тактики будут придерживаться ВСУ в ходе кампании.
Она будет увязана с поставками иностранного вооружения и военной техники. С одной стороны, эти поставки будут исходить из потребностей Украины, с другой — ограничивать свободу действий ВСУ.
Если ВСУ действительно не будет пытаться проводить еще одно наступление в 2024 году, а перейдет к обороне, то номенклатура западных поставок должна будет измениться.
Как отмечает израильский военный эксперт Давид Гендельман, в первую очередь ВСУ нуждаются в артиллерийских боеприпасах, поскольку «на них стоит и оборона и наступление в российско-украинской войне».
«Нужно усиление ПВО и ПРО, особенно с началом очередной зимней кампании ударов по инфраструктуре, с этим, в частности, связана и поставка Германией еще одной батареи Patriot. Нужно реальное начало поставок авиации — и как второе дыхание украинским ВВС на перспективу, и как противодействие российским самолетам, в частности, запускам корректируемых бомб УМПК, против которых ПВО малоэффективна. Бронетехника для обороны менее критична, чем для наступления, но на перспективу нужна и она», — считает израильский эксперт.
Но главное, по словам Гендельмана, заключается в мобилизации украинской экономики и государства. «В первую очередь это касается перевода государства на военные рельсы, раскручивания ВПК и вообще мобилизации материальных и человеческих ресурсов для войны. Пока Россия показывает себя в этом лучше, чем Украина, хотя, казалось бы, Украине это больше горит и можно было ожидать больших подвижек», — сказал он.
Гендельман считает, что Украина должна прилагать максимальные усилия для развития собственного ВПК, что снизит ее зависимость от западных поставок.
«Проблема с поставками в том, что западный ВПК тоже раскручивается недостаточно быстро, и по многим категориям есть физическая нехватка […] Поэтому всё опять же упирается в собственные украинские возможности и усилия. Если это „не больно-то и хотелось“ в плане перехода на военные рельсы продолжится, Украина проиграет, и никакие ссылки на объективные обстоятельства не помогут», — считает он.
Маневренная или окопная?
Документ, разработанный эстонскими военными, содержит цели и задачи, которые могут поставить перед собой ВСУ, если решат воевать с Россией на истощение.
Среди них — удары по коммуникациям, чтобы нарушить снабжение войск на передовой, давление на Черноморский флот, чтобы снизить его активность, а также защита воздушного пространства, чтобы не позволять российской авиации его оспорить.
Кроме того, ВСУ предлагается продолжать сдерживать российское медленное наступление, попутно нанося российской армии максимально возможные потери.
По подсчетам Министерства обороны Эстонии, Россия способна готовить не более 130 тысяч военных в течение полугода. Эстонцы полагают, что если безвозвратные потери (убитыми и ранеными без возможности вернуться в строй) составят 50 тысяч за полгода, то это перегрузит российскую мобилизационную систему и приведет к тому, что на фронт будут попадать менее подготовленные солдаты, что снизит боеспособность российской группировки.
Эти общие принципы, изложенные в докладе в порядке дискуссии, не дают представления о том, какую тактику выберет ВСУ. Вероятно, этого пока не знает даже командование украинской армией.
Оборонительная стратегия не означает, что войска не будут маневрировать и проводить наступления.
Штурм Угледара прошлой зимой, весеннее взятие Бахмута, бои под Авдеевкой — все эти операции, которые проводила российская армия, укладываются в концепцию позиционной войны, точно так же как и украинский плацдарм на левом берегу Днепра и даже продвижение под тем же Бахмутом и в районе Ореховского выступа летом 2023 года.
Эти операции не привели к значительным изменениям линии фронта, то есть к таким, которые изменили бы характер войны (поэтому войну и называют позиционной). И все они были чрезвычайно затратными.
При этом, поскольку полевая фортификация является одной из основ обороны в позиционной войне, строительство линий обороны — дополнительные расходы такого конфликта. Это десятки и даже сотни километров траншей, противотанковых рвов, заграждений, гектары минных полей, бетонные бункеры, доты и многое другое. Строительством этих линий обороны сейчас заняты обе стороны.
Отказаться от активных боевых действий в ходе позиционной войны трудно — ведь только так можно удержать или завоевать инициативу, заставляя противника реагировать на угрозы. Реакция всегда более затратна, чем подготовленный заранее удар, потому что она требует экстренных мер.
Поэтому во время позиционной войны у каждой армии есть выбор — либо готовить и вести затратные активные операции, либо реагировать на инициативу противника, тратя на это еще больше средств.
Виктор Муженко в интервью Би-би-си подчеркивает, что стратегическая оборона, к которой должны, по его словам, уже сейчас перейти украинские силы, предусматривает и нанесение ими контрударов.
Параллельно, говорит Муженко, Украина должна «переформатировать фронт». «Это означает, что нам нужно создать мощный резерв — не только количественный, но и качественный. А качественный резерв — это наличие военных организмов: бригада, корпус и так далее — подготовленных, оснащенных, слаженных, с высоким моральным духом, способных решать такие вопросы», — резюмирует он.
Давид Гендельман считает, что оборона потребует меньших усилий и напряжения, чем более активная война, но это время нужно использовать для подготовки именно к решительным боевым действиям.
«Оборона менее затратна по ресурсам, чем наступление, но всё опять же упирается именно в перспективу: и потери, и другие расходы просто размазываются по времени вместо больших единомоментных потерь при крупном наступлении. Поэтому если за время оборонительного этапа не будет подвижек в переходе на военные рельсы, то это просто откладывание неприятностей, а не их решение», — говорит он.
Об этом же говорится и в докладе эстонских военных. По мнению экспертов Минобороны Эстонии, главная цель на данный момент — подорвать уверенность России в том, что войну удастся завершить в течение 2024 года. Для обороны Украины следующий год будет стратегическим, в течение этого времени должна быть выстроена военная и промышленная база страны для того, чтобы у Киева появилась возможность нанести поражение российским военным.
Судя по всему, командование ВСУ вполне осознает те проблемы, которые возникнут при долгом позиционном противостоянии. Украинский главнокомандующий Валерий Залужный еще в самом начале ноября опубликовал статью в журнале Economist, в которой изложил свои взгляды на то, что нужно Украине в такой войне.
Согласно Залужному, главными приоритетами для ВСУ (то есть теми сферами, которые необходимо развивать и укреплять) являются авиация, которая позволит добиться если не превосходства в воздухе, то хотя бы паритета; РЭБ — они жизненно необходимы на фоне резкого увеличения дронов; системы контрбатарейной борьбы — артиллерия в позиционной войне становится одним из главных средств поражения и с ней нужно бороться; инженерная техника для преодоления минных полей — именно они стали одним из главных факторов, которые не позволили ВСУ провести успешное наступление. И, наконец, люди, поскольку именно они освобождают оккупированные территории — самолеты, дроны и другая техника сделать это не может.
Залужный написал, что Украина может восстановить свою территориальную целостность лишь военной силой. Однако и сам он признает, что война приобрела позиционный характер, и многие комментаторы говорят, что главное для Украины в период «стратегической обороны» — не потерять еще больше своей земли.