Ровно месяц остался до 70–летия Великой Победы над фашистской Германией. Накануне знаменательной даты мы заглянули в гости к полковнику в отставке Владимиру Норвинду, сопредседателю оргкомитета по празднованию юбилейной даты "Победа–70". Председателем был замкомандующего Прибалтийского военного округа, бывший командир знаменитой 24–й Добельской учебной дивизии генерал–майор Фридрих Сегаль. Который, к сожалению, так и не дожил до славной даты. Он умер 9 марта прошлого года на 90–м году жизни в результате обширного инфаркта. Так что теперь вся нагрузка легла на плечи Владимира Норвинда.
Что, конечно, непросто, ведь он еще возглавляет Общество военных пенсионеров, а также является руководителем латвийского представительств
Дед был унтер–офицером
— Немецкая?
— Так точно. Корни ее в Германии. Отец говорил, что во всем Советском Союзе другой такой фамилии нет. Сейчас в Интернете можно найти Норвиндов по всему свету. В Польше, откуда были мои предки. И даже в Аргентине. А мой прадед попал в Россию еще в XIX веке. Так что я военный уже в третьем поколении. Мой дед, Григорий Норвинд, был унтер–офицером царской армии. Отец служил в десантных войсках. Сын Дмитрий — военный судья Уральского округа. Дочь Людмила — майор полиции в Москве. В сентябре должна получить подполковника. А племянник Сергей — уже подполковник. Получается, семья Норвиндов служит России уже третье столетие. А еще я горжусь, что родился в семье фронтовиков.
Оба родителя воевали с первых дней войны. Отец–майор был военврачом, а мама, Анна Николаевна, — старшей операционной сестрой. Закончила войну в звании старшего сержанта. Умерла совсем недавно — два года назад, в 88–летнем возрасте. Причем отец пошел защищать Родину еще в 39–м году, поскольку участвовал в Финской войне. У родителей было много наград — орденов и медалей. Они и Латвию освобождали от коричневой чумы. Даже поженились в Резекне в 44–м году. Я смеюсь, что был зачат на территории Латвии. Наверное, не случайно с 1975 года проживаю в республике. Получается, уже 40 лет. Тем не менее я гражданин России, считаю себя россиянином.
— Немецкая фамилия не мешала по службе? Не обзывали фашистом?
— Никогда. Что касается военной службы, то у меня был допуск к совершенно секретной информации номер 1. Папа был очень уважаемым человеком. Как я говорил, он служил в десантных войсках. Был старшим врачом полка. Несмотря на свою врачебную специальность, он еще был инструктором по парашютному спорту. У него за плечами немало прыжков. После увольнения в запас работал в заводской поликлинике. По стопам деда пошла моя дочь. Она училась в Латвийском институте физкультуры. Входила в сборную по парашютному многоборью. А мой сын прыгал в аэроклубе. Сам я не любитель этого дела. Предпочитаю передвигаться по земле.
Бронь отбросил в сторону
— Почему решили стать военным?
— Это интересная история. Я учился в городе Ефремове в Тульской области. До Москвы — 300 км. Туда мы приехали с Дальнего Востока, куда после Великой Отечественной войны отправили отца. Его полк должен был вступить еще и в битву с японцами. Но тут они капитулировали. Мы жили в поселке под Хабаровском. Я тогда был еще совсем маленьким. А мое детство проходило уже в Ефремовском десантном полку. На полигонах. Все в один голос говорили, что и я должен стать военным. Я и не сопротивлялся. Всегда стремился быть ближе к солдатам. Даже кросс с ними сдавал на лыжах. Но жизнь распорядилась иначе.
После десятилетки меня избрали освобожденным секретарем комитета комсомола Ефремовского технического училища, которое готовило специалистов для химической промышленности. Был членом бюро горкома. Получил бронь, благодаря которой мне не нужно было служить в Красной армии. 21 апреля 1963 года мне исполнилось 18 лет, и я тут же был принят кандидатом в члены КПСС. Потом стал и коммунистом. В общем, меня ждала партийная карьера. Но на одном заседании горкома мы разбирали дело молодого инженера. За плохое поведение его исключили на заводе из комсомола. Мы должны были утвердить это решение.
Я выступил с гневной речью, в которой осудил поведение заводского инженера. И вдруг он бросил мне в лицо такую реплику: мол, что ты, салага, понимаешь в жизни? Даже в армии не служил! Мне было нечего возразить. Те слова так сильно на меня подействовали, что я решил круто изменить свою жизнь. "Пойду служить!" — сказал себе. После чего отправился прямиком к нашему военкому Наумову, благо в военкомате все меня знали. Конечно, там удивились, но препятствовать не стали: "Пиши заявление!" Предложили пойти в военное училище. Но я настаивал на своем: сначала надо попробовать солдатского хлеба.
— Странно. Другие всеми правдами и неправдами старались "откосить" от армии. У вас даже бронь была!
— Меня тянуло в армию. Я считал, что эту школу должен пройти каждый настоящий мужчина. Знаете, ежегодно, начиная с 55–го года, в мае я уезжал вместе с отцом на сборы. Тогда десантники из постоянных мест дислокации отправлялись в Тесницкие лагеря. Там разворачивалась вся дивизия. Жизнь кипела! Она казалась мне необыкновенно интересной. Проводили учения. А на большом стадионе разворачивались различные спортивные соревнования. Туда выезжали целыми семьями. Я подружился со многими детьми других офицеров. По сути, все лето напролет мы тусовались, как сказали бы сегодня.
К нам были прикреплены инструкторы. Проводили различные игры — зарницы, как их потом стали называть. Мы учились, как разбирать винтовку. Многие ребята, повзрослев, пошли в армию и стали кадровыми офицерами. Скажем, у нас в Адажи служил начальником штаба 13–го мотострелкового полка Александр Макаров. Наши отцы вместе служили, а потом мы ездили в лагеря.
Мы — два капитана — встретились уже в Риге.
Я служил в политуправлении ПрибВО. Конечно, нам было что вспомнить. Отцы уезжали в лагеря еще в апреле, а нас, школьников, грузили в эшелоны в мае, когда заканчивался учебный год. Потом Александр Макаров уехал в Афганистан. А затем и я там оказался. Причем попал как раз в тот полк, в котором он был командиром. Позже мы встретились с ним в Москве. Александр стал уже генерал–лейтенан
Медаль из чистого золота
— Где вы служили в армии?
— Я закончил сержантскую школу в Ровно на Украине. Тогда в ней нужно было учиться 9 месяцев. Отслужил в армии от звонка до звонка 3 года. Перед самым увольнением на гражданку меня неожиданно вызвал начальник политотдела, который забросил удочку: "Слушай, тут пришла разнарядка во Львовское высшее военно–политичес
Сдал все экзамены блестяще. Прошел большой конкурс, потому что в это училище было трудно попасть. Вуз был единственным не только в СССР, но и в странах социалистическог
— Чем занимались в Риге?
— Здесь я руководил культурой в Прибалтийском военном округе. Был режиссером и всех культмассовых мероприятий (концертов и пр.), которые проводились для высшего командного состава. Интересно, что на одном из Праздников песни и танца у нас был целый военный блок. Я тогда вывел на Большую сцену Межапарка тысячеголосый хор. Плюс оркестр из 200 человек. Собрал его из всех наших музыкантов. Им дирижировал начальник оркестровой службы ПрибВО Виктор Афанастьев, который потом стал главным военным дирижером Министерства обороны СССР. Получил звание генерал–лейтенан
— Как же вам удалось пробиться на Праздник песни?
— Я предложил идею министру культуры Латвийской ССР Каупужу. Тогда было как раз 40–летие Великой Победы. 9 Мая дружно отмечала вся страна, в том числе и республики Прибалтики. На Западе даже написали: "Сапоги вышли на Праздник песни в Латвии". Позже начались известные события, так что больше подобных военных блоков уже не было. Как и все офицеры политуправления, я тоже отвечал за идеологическую работу с личным составом. Побывал абсолютно на всех учениях, которые проводились в ПрибВО. Проверял работу на местах. У меня было до 260 командировочных дней в году.
Все 15 домов офицеров округа замыкались на меня. Мы отремонтировали многие из них. В Вильнюсе, Каунасе. А в рижский (сейчас там Латышское общество) вложили 1 миллион советских рублей. Привезли целый килограмм сусального золота. Зал до сих пор сверкает. У нас были свои вечерние общеобразователь
Ветеранов все меньше
— Как сейчас проходит подготовка к 70–летию Великой Победы?
— Отрадно, что под брендом "Победа–70" мы все едины. Никаких распрей между ветеранскими организациями нет. Составили четкий план подготовки к знаменательной дате. Очень важно достойно ее отметить. А самое главное — соблюдать принцип: никто не забыт, ничто не забыто. Мы стараемся оказывать посильную помощь ветеранам Великой Отечественной войны. Их осталось всего–то порядка двух тысяч. И это на всю Латвию. В этом году четырем исполняется 100 лет. Через считанные годы из наших, откровенно говоря, вообще никого не останется. Уходит целое поколение. К сожалению, латвийские власти продолжают делить участников войны. Они всячески поддерживают только легионеров, в том числе материально. А красных латышских воинов считают оккупантами, хотя те проливали кровь за освобождение своей Родины. Их тоже остались считанные единицы — порядка пятидесяти человек. Уменьшается и число военных пенсионеров, которые участвовали в Великой Отечественной войне. Их сейчас лишь 348. Сокращается и общее число военных пенсионеров. Сейчас их около 5 тысяч. А в 94–м году было 27 тысяч. Считается, что на место военного пенсионера в "строй" встает его жена. Увы, количество вдов уменьшилось в 2 раза. Сегодня их 6 тысяч. Многие в очень тяжелом состоянии. За ними нужен серьезный уход.
— В свое время латышские красноармейцы встречались с президентом Латвии Андрисом Берзиньшем. Это что–то дало?
— Президент предложил примирение. Они возложили вместе венки на кладбище. Но это только слова. Ни о каком реальном примирении, которое бы выражалось в финансовой поддержке, речи как не было, так и нет. А вот Россия проявляет вполне конкретную заботу. Примеров такой материальной помощи масса. По инициативе российского посла деньги получают ветераны–юбиляры
— С наступающим Днем Великой Победы!