Диагноз: почему мужчины в Латвии живут на 9 лет меньше женщин

- Я врач–радиолог, в медицине работаю более 20 лет. Радиологи - это те, кого некогда называли рентгенологами и кто пребывал в темных кабинетах и работал с серебряными пленками… Сейчас мы выросли до больших мониторов, до передачи данных, до полной дигитализации. Это вызовы нынешнего времени. Специалист ИТ сейчас является нашей правой рукой.

- Да, ваш коллега, профессор Андрейс Эрглис, меня недавно спросил: как это медик нынче может не быть математиком?

- Это новые профессии, которые появились в течение последних нескольких лет. Мы - радиологи, рентгенологи - видим человека как изнутри, так и снаружи. Мне нравится сопоставлять состояние внутренних органов человека с его возрастом. Опираясь на взаимосвязь явлений, исходя из того, что я вижу в брюшной полости человека, я могу определить, как человек себя чувствует, как он мыслит, как относится к себе.

Кроме того, осмелюсь утверждать, что мы лечим людей, не особо отставая от лучших клиник мира. Вопрос лишь в доступности. Да, мы продекларировали, что здравоохранение - наш приоритет. Однако те деньги, которые выделялись здравоохранению в течение этих 30 лет, отнюдь не свидетельствуют об этом. Нам беспрестанно нужно думать о том, как по возможности более эффективно помочь людям в условиях критически малого финансирования.

- Значит, неэффективность системы здравоохранения Латвии определяет именно недостаточное финансирование?

- В масштабе Евросоюза у нас цифра катастрофически маленькая. В прошлом году она выросла, достигнув 3,14 процента от внутреннего валового продукта, но если сравнить с Германией, Францией, то там это 10 или 11 процентов. Естественно, это сказывается на показателях здоровья общества и продолжительности жизни.

Статистика говорит, что человек в Латвии живет в среднем 74 года. Но в этой возрастной группе в Латвии мужчин гораздо меньше, чем женщин. Мужчины в Латвии живут на 9 лет меньше, чем женщины. Значит, вопрос математический (или эмоциональный?): как долго на самом деле в Латвии живет мужчина?

Получилось так, что большинство моих пациентов – мужчины и женщины с проблемами именно в области урологии и гинекологии. Это мне представляется одной из актуальнейших болячек Латвии.

- Но тогда у вас, наверное, есть представление о том, в чем же причина этой проблемы, этой боли.

- У каждого специалиста на этот счет свои представления. Одни считают, что виновата генетика, другие – что больше всего нам вредит стресс, который порождает либо энергетическое, либо физическое уплотнение в органе или системе. Например, рак простаты у мужчин. Это самое распространенное онкологическое заболевание среди мужчин в Латвии.

Ежегодно – около 1 200 новых заболеваний. Если сравнивать с нашим количеством жителей, то это не ахти как отличает нас от других стран Европы, но тут существенно то, что мы констатируем эти опухоли позднее, чем в других странах.

Наша проблема в том, что люди по разным причинам либо своевременно не попадают к врачу, либо не осознают серьезности проблемы. Ведь есть существенная разница, начнем мы лечить опухоль на ее первой или второй стадии, пока она мала и ее еще можно излечить фокально (не затрагивая другие системы органов), и пациент на второй день пойдет домой либо будем радикально оперировать и облучать опухоль уже на 3-й или 4-й стадии. Точно такая же проблема с раком груди у женщин.

- Но разве в целом это в значительной мере все-таки не есть результат низкого качества организации системы нашего здравоохранения? Вы ведь сами писали, что наши медики перегружены, а пациент не может получить услугу вовремя. Как такое возможно?

- Во-первых, в Латвии действительно нехватка врачей. И мы все связаны с такой системой, как э-здоровье. Если бы мы все свои обследования могли сохранить таким образом, чтобы у коллег в другом городе, в другой больнице был доступ к их результатам, то сколько бы мы сэкономили ресурсов и времени? Конечно, это бардак в системе.

Во-вторых, никакого финансирования не хватит, если мы будем игнорировать профилактику, раннюю диагностику, своевременное посещение врача. Такие вот элементарные вещи. В моей сфере – здоровье мужчин и женщин – еще обязательно следует упомянуть программы скрининга.

Это значит, что государство оплачивает определенные обследования, активно призывая человека их совершить. Что происходит в Латвии? У женщин имеются две программы скрининга: рака груди и рака шейки матки. У мужчин нет ни одной.

- Однако я не припомню, чтобы мой тесть, кардиолог в больнице Страдыня, или моя теща, онколог в «Гайльэзерсе", позволили бы себе в отношении своих пациентов что-либо решать до выяснения предыстории их заболевания…

- Если бы за пациентом следовала его история болезни, то лечащему врачу эта предыстория была бы ясна. Мы к этому стремимся, однако новую систему до конца еще не создали.

Мне представляется катастрофичным факт, что в 2018 году на скрининг рака груди, который оплачивает государство, пришли 35% женщин. В Дании это 90%. Подобная цифра в Латвии есть свидетельство того, что система, обеспечивающая попадание человека к врачу, у нас неэффективна. Это также касается информированности, или скорее неинформированности, людей.

Особенно я хочу подчеркнуть, что соучастие пациента в сохранении своего здоровья, его отношение к себе, к своему здоровью играют чрезвычайно важную роль. Конечно, это соучастие сопряжено с образованием, информированностью, с разной степенью активности…

- А мне представляется, что ни одна государственная система не вправе оправдывать свою несостоятельность пассивностью пациентов.

- Безусловно, всякая система требует образованности пациента. Почему это мы призываем пить те или иные лекарства, витамины? В Лондоне в каждом туалете висит вопрос: знаешь ли ты свое число PSA? Это абсолютно элементарные вещи. Тут рядом, у соседей в Литве, имеется оплачиваемая государством программа ранней диагностики рака простаты.

Я считаю, что пропаганда, информированность общества недостаточны. Определенно и абсолютно – нет! Потому что люди, которых я вижу, зачастую не знают, о чем я говорю. Значит, информации не хватает. Второе дело – эффективное использование имеющихся средств.

Что касается технологий, то у американцев имеется обширное исследование о том, что новые технологии в медицине в течение двух-трех лет повышают производительность труда в стране на 10-15%. Мы тоже закупаем оборудование и развиваемся. У нас очень точные установки облучения, новые линейные ускорители, точные установки по диагностике рака простаты…

Что это значит? А то, что имеется огромная разница, фиксируем мы этот рак раньше или же человек облучается и оперируется в стадии, когда у него после нашего лечения определенно появятся другие понижающие качество жизни побочные явления. В урологии побочные явления – недержание мочи, у мужчин – импотенция. Тогда это есть качество жизни мужчины.

- Извините, Айя, что я занудно пристаю, но вот у вас имеются все эти прекрасные штучки. Однако что должно быть упорядочено на уровне системы, чтобы от них был толк на социальном уровне?

- Вы сами прекрасно знаете, какая у нас была сменяемость министров. Пятнадцать министров за 16 лет. И всякий начинает с того, что реформирует прежнюю реформу. Кроме того, меня уже утомило приводить пример Эстонии. Когда я начала работать, в Латвии было 56 больниц и было ясно, что как прежде мы жить не сможем. Эстонцы это болезненное и радикальное кесарево сечение – сокращение количества больниц – совершили уже в 90-е годы.

Во-вторых, э-здоровье. Было бы невероятной подмогой приведение в порядок системы. Я видела, как это работает в Эстонии. Если вы семейный врач, например, на острове Сааремаа, то, войдя в систему, можете видеть полную картину обследований своего пациента: результаты анализов, динамику PSA…

Что происходит у нас? Система вроде имеется, она функционирует, но в то же время наши радиологические обследования находятся на нескольких серверах, которые неспособны между собой «разговаривать». Обследования проводятся повторно, а иногда они очень дороги.

Мы, врачи, – лишь исполнители. Вы приходите ко мне и говорите: мне нужно такое-то обследование. Что происходит? Если врач провел обследование в Тукумсе, в Талси - все равно в каком месте, то для рижских врачей оно зачастую недоступно и не видно. И если человек не взял с собой свой письменный ответ или диск, то ему удобнее эти обследования повторить. Но траты одного пациента могут измеряться трех-, четырехзначными цифрами.

Что мы делаем? Мы для получения картины некоторых обследований (чаще всего ультразвуковых) все еще используем принтер. А было бы проще это все сохранить в большой э-системе: нажать кнопочку и в другом конце посмотреть, что там. Или же вы придете спустя год, и тогда я посмотрю, ознакомлюсь с этим обследованием. Но у нас в большинстве случаев это невозможно. К тому же использование принтера весьма недешево.

- Скажите все же, что делать, чтобы стало лучше?

- Я ведь об этом и говорю. Нужно привести в порядок систему и образовывать людей. Думаю, в любой медицинской отрасли есть профессионалы, лучше других знающие, что нужно делать. У нас, радиологов, имеется хороший пример по поводу инсульта.

Новейшие направления в лечении инсульта таковы, что если человека привозят вовремя - скажем, до трех, четырех, шести часов - и в зависимости от локализации инсульта он своевременно попадает на операционный стол, то мы, инвазивные радиологи, этот тромбик из кровеносного сосуда вытаскиваем.

Представьте, либо человек на всю оставшуюся жизнь становится инвалидом, за которым нужен уход, либо он через неделю уходит домой и становится полноценным плательщиком налогов. На днях я на площадке гольфа увидела своего пациента, который меня обогнал. А я его помню на операционном столе полупарализованным. А он владелец большой фирмы, крупный налогоплательщик.

Полагаю, это то, что нужно осознать: следует мыслить большими категориями о всякого рода государственной безопасности. Об экономической безопасности, о физической, оборонной безопасности, о моральной и политической безопасности. Ведь самые крупные налогоплательщики у нас – мужчины. Самые крупные предприниматели – мужчины.

- А я вот тут только что в одной книжке, переведенной у нас с того же эстонского, прочитал, что латвийские девушки красивее латвийских парней.

- (Смеется.) Именно поэтому красивые женщины заслужили здоровых мужчин. Очень важно, чтобы мужчина чувствовал себя здоровым и удовлетворенным. Я даже не касаюсь таких вещей, как депрессия или психологические проблемы.

Но если человек после терапии должен уживаться с побочными явлениями, то о чем тут говорить? Это две разные вещи. И наконец, мужчина напрямую связан со своей семьей, со своей женой, с красотой латвийской женщины и, как вы сказали, женственностью.

- А вот я опять-таки скажу, что у меня мужики моего возраста – за пятьдесят – вызывают опасения. Слишком многие из них в этом возрасте начали опускаться, превратились в нытиков и уже не следят ни за своей осанкой, ни за своим здоровьем…

- Ваше отношение правильное и здоровое. Но люди разные. И в значительной мере это касается той же информированности: ты должен делать это потому-то и потому-то, лишний вес мне вредит тем-то и тем-то, ожиревшая печень – этим, а холестерин – еще и вот чем…

Допустим, для мужчины отправиться к кардиологу или глазному врачу - чуть ли не радость и гордость, а вот к урологу – это для него тупик. В среде наших урологов в ходу выражение: лучше умру стоя, чем пойду к врачу. Бывает, что к урологу вместо мужа приходит его жена. Это нас отличает от так называемых западных или северных стран и является этической и психологической проблемой наших мужчин. Говорить об этом с нашими мужчинами весьма тяжело.

Мужчины, не стесняйтесь! Маленькие кровеносные сосуды, определяющие микроциркуляцию, говоря на нашем языке, размещены по всему телу. И в тех местах, о которых вы стесняетесь говорить. А они как раз снабжают эти места кислородом, обеспечивая полноценное функционирование. Их состояние определяет молодость или старение органов и организма. И если люди об этом не говорят, то совершенно напрасно. У нас сейчас имеется много новых возможностей.

Например, в диагностике рака простаты доступно оборудование самого нового поколения, есть целенаправленные установки биопсии, имеется возможность оперировать опухоль на ранней стадии без компликаций – так, чтобы человек вернулся в жизнь как можно быстрее.

Однако мы, медики, должны информировать и семьи, и общественность. Людей нужно ободрять, подбивать к тому, что необходимо идти и проверяться.

- А я все-таки считаю, что само отношение системы отталкивает пациентов от врачей, от регулярной проверки своего здоровья.

- Да, пациенту отведено определенное, относительно небольшое время. И мы действительно перегружены. В народе говорят, что хорошее слово тоже лечит. К сожалению, на это у нас времени не остается.

- Я потому и говорю, что качество государственной системы не в состоянии как полагается, на современном уровне обеспечить своих врачей.

- Да, в университетской больнице, которая фактически является последней инстанцией для человека, должно было быть собрано все новейшее, все лучшее… Кроме того, мы сегодня можем пересадить сердце, можем пересадить печень. И это никогда не будет в руках частных инвесторов. Потому что там нет бизнеса - там только траты.

Мне бы не хотелось говорить о медицине как о бизнесе, но ситуация в Латвии такова, что об этом приходится говорить. Плохо это или хорошо? Люди привыкли платить… Но я вспоминаю годы своей работы в приемном отделении больницы Страдыня. Нам тогда сказали, что у нас на сутки есть финансирование для двух сотен пациентов. Но эпидемия гриппа - и у нас в приемной 400 человек.

- Вот это мне в любой системе претит больше всего. То, что человеку не могут оказать своевременную помощь.

- Вы сказали ключевые слова: своевременная помощь.

- Поэтому я и хочу узнать, что нужно изменить в системе, чтобы человек получил помощь именно тогда, когда она ему больше всего нужна...

- Во-первых, человек должен попасть к врачу по возможности быстрее. К нам в приемные университетских больниц поступают умирающие пациенты, которым скорее следовало бы получать помощь иного рода и в других местах. Мой постоянный вопрос: когда же мы будем смотреть на некоторые вещи таким образом, чтобы понять, чего они действительно стоят?

- Но разве не с этого нужно было начинать создавать всю систему?

- Мы все будто пытаемся понять, что в Латвии денег столько, сколько есть. И именно поэтому мы сегодня должны думать о том, как излечить быстро, легко и на ранней стадии. Как мотивировать человека прийти к врачу по возможности скорее. Иначе это все может вырасти в неимоверные траты. Один постельный день в швейцарской клинике стоит несколько тысяч евро. У нас это может обойтись столько же. Ибо технологии дороги, лекарства дороги. И медицина сама по себе - дорогая штука.

- А как быть?

- Это, между прочим, серьезный политический вопрос. Следует изменить ментальность всего общества. Человек должен почувствовать, что он есть главная ценность. А люди у нас ухмыляются: мол, чтобы в Латвии болеть, нужно железное здоровье. Или же: пенсионеры живут быстрее.

Будто бы шутки, в которых правды больше, чем юмора. Мы очень многое можем сделать сами, и не надо ехать в клиники Германии или Израиля. У нас есть технологии, у нас есть фантастические врачи. База у нас очень хорошая. И во многих сферах мы являемся даже учителями для врачей Европы. К нам приезжают учиться коллеги из многих стран.

Но у нас в Латвии не хватает общей политики. Недостает этих болезненных решений, чтобы завтра стало иначе.

Виктор АВОТИНЬШ