Видео
В мире
Расскажу про русскую эмиграцию в Лос-Анджелесе. В иммиграционной службе мне сказали — мол, всего в Калифорнии приблизительно 700 тыс. человек, которые американский вид на жительство (гринкарту) и гражданство потом получили на советский или российский паспорт. После 91 года считают по странам происхождения - Россия, Армения, Украина и т.д.
Русский — четвертый по распространённости язык в ЛА, после испанского, английского и китайского. На нём можно сдавать экзамены в DMV (на водительские права, которые тут основное ID).
Я еще раньше поняла, что встречая эмигранта в другой стране, можно точно сказать в каких годах он уехал. Каждый будет живым музеем эпохи. 70-е, 80-е, 90-е, нулевые, «жирные годы», последний «исход».
Чем моложе был человек на момент эмиграции - тем легче, естественнее и быстрее он ассимилируется.
Потому что рост личности продолжается и он просто берёт строительный материал - опыт, переживания - из новой среды, очень быстро становясь ее частью.
Мой киндер менее чем за год (с 11 до 12) стала native speaker, полностью усвоив ментально-поведенческую матрицу от своих друзей в школе. Она за год стала больше американкой, чем я когда-либо смогу.
Чем взрослее человек, чем более он «сложился» - тем больше «себя» ему придется отрезать. Потому что в полный стакан воды не нальешь. И эта «ампутация корней» не заживает полностью никогда и ни у кого. Как бы хорошо человек ни встроился в новый мир - фантомные ощущения «отрезанной части себя» навсегда останутся. Как человек лишившийся ноги всегда будет шевелить пальцами или тянуться её почесать.
Самая прекрасная часть эмиграции - это, наверное, ценные специалисты, которые приехали очень давно, в 80-х. Физики, инженеры, ученые. Каждый четвертый сотрудник NASA приехал из бывшего СССР. Потому что выбора у них не было.
Никто не мог ждать и надеяться, что страна когда-либо вернется к делу его жизни. Надо было продолжать. И Америка их охотно принимала. Охотилась даже за ними.
Сейчас у них прекрасные дома, где живут их пожилые родители. Эти дома, какими бы «американскими» ни были - все равно несут атмосферу подмосковной профессорской дачи. Очень пожилые родители их смотрят только российское тв - новости и сериалы. Дети - абсолютные американцы, по-русски говорят хуже чем по английски.
Внуки, если есть, чаще всего по русски не говорят вообще. Максимум - понимают бабушку и дедушкой. Это лучшие из советских людей.
С верой в интернационализм, прогресс, науку, гуманизм, человечество, разум, читающие Стругацких, приглашающие в дом писателей.
Все лучшее, что было в советском обществе. Но тут и бабушка их 80+ лет, горячо возмущается голосованием на евровидении, по скайпу постоянно говорит со своими подругами где-то в России. Физически бабушка тут - но ментально дома.
Глаза у этих людей грустные-грустные. Родители их навсегда остались советскими, дети стали американцами, но выхода у них не было. И вроде бы не на что жаловаться.
Приступ ностальгии - это больно. Я тут недавно испытала. Увидела у друзей фото - окно их дома в Тверской области открыто в лес, а за лесом озеро. И от невозможности это вдохнуть, ощутить, услышать - такая боль!
Как тоска по человеку, которого очень любишь, но гораздо сильнее.
Другая «благополучная» часть эмиграции - это люди, которые таким образом вышли на пенсию. Которые уже достаточно заработали, чтобы в какой-то момент утомиться от абсурда русской жизни. Год-два они отдыхают. А потом начинается тоска. Потому что встраиваться в американскую жизнь особого стимула нет, а энергии еще много. Если получается перебороть сопротивление «начинать с нуля» - то потихоньку открывается второе дыхание. Сюда же относятся «отправленные на заслуженный отдых» жены богатых людей с детьми.
Третья часть - самая нервная - это те кто приехал по причине профессиональных амбиций. IT, кино, биотехнологии, альтернативная энергия, наука, спорт - все что угодно. Потому что на родине все ведёт «в бетонную стену». Эта часть эмиграции страшно не любит говорить о первом этапе. Потому что гринкарту ценного специалиста дают за немалые достижения. И вот человек с этими достижениями в первые годы оказывается в положении low level nobody. Потому что надо весь путь проходить сначала.
В ожидании подтверждения диплома, или правильной работы, или запуска своего проекта, или места в лаборатории. Они никогда не расскажут, что работали на неквалифицированной работе первое время. Потому что всякий от бывших коллег слышал что-то вроде: «Ну-ну. Вот когда ты вернешься как побитая собака, я первый кину в тебя камень», как сказал мне сценарист Б. Или еще один знакомый приехал и начал общение с вопроса: «Ну что? Уже жалеешь, что уехала?». И т.д.
В этой части эмиграции - самая активная движуха и на любое сомнение извне - агрессивная реакция. Что Америка лучшая страна в мире и я все сделала правильно. Потому что если хоть на секунду засомневаться - можно сойти с ума.
Когда битва за мечту увенчается успехом - вот только тогда их накрывает. До этого некогда и сил нет. Это самый большой challenge.
И четвертая группа людей - которые приехали без особого понимания, чем будут тут заниматься. Выиграли гринкарту в лотерею или «воссоединились» с семьей. «Сбежали» от войны, режима, общества и т.д. Они как правило оседают в West Hollywood - это местный Брайтон. В рамках русской диаспоры. И очень часто возвращаются. Потому что выяснили, что без сверхзадачи - нет разницы где жить. А дома все было родное. Люди, места. Все близко и понятно. Если не находят себе сверхзадачи (хотя бы «я в деревне рос, а мои дети закончат Гарвард!») - возвращаются.
