Успехи протестов «арабской весны» 2.0. пока более скромные, чем в 2011-м. Тем не менее в Алжире протестующие добились смещения 82-летнего и давно уже недееспособного президента Абдельазиза Бутефлики. До этого он собирался избираться на пятый президентский срок, при этом практически не появляясь в стране, а в основном проводя время на лечении в Европе после пережитого в 2013-м инсульта.
Впрочем, волнения после отставки геронтократа не прекратились, так как президентский пост на 90 дней до новых выборов перешел в руки другого престарелого соратника Бутефлики — 77-летнего главы парламента. При этом клан Бутефлики сейчас активно борется с армией, прежде всего с главой генштаба Ахмедом Гаидом Салахом, пытаясь сохранить остатки власти.
С точки зрения протестующих — успех весьма сомнительный. У всех перед глазами пример Египта, где революция в итоге завершилась «возвращением на круги своя», то есть переходом власти в руки военных — генерала Мубарака сменил генерал Ас-Сиси. В итоге волнения в Алжире продолжаются: один из лозунгов — «Народ хочет, чтобы их всех уволили!».
Нефть в обмен на геноцид
Еще более интересна ситуация в другой североафриканской арабской стране — Судане. Здесь после стартовавших еще в конце 2018-го протестов, спровоцированных повышением цен на хлеб в три раза, армия 11 апреля свергла президента Омара аль-Башира. Аль-Башир правил страной почти 30 лет и за это время успел натворить много дел. Еще в 2008-м Международный уголовный суд в Гааге выдал ордер на арест аль-Башира по обвинению в геноциде в провинции Судана Дарфуре.
Судан долгое время был де-факто колониальным государством, где арабское мусульманское меньшинство политически и экономически доминировало над африканским христианско-анимистическим меньшинством (высшая власть при этом контролируется выходцами из трех небольших северных арабских племен). Жители севера и юга культурно и этнически так же близки друг другу, как, например, норвежцы и китайцы. Жить в мире в одном государстве они не смогли. Тем более что в африканской части обнаружились богатые месторождения нефти, что, естественно, породило острую конкуренцию за денежные потоки.
Многолетние гражданские войны арабо-мусульманского севера и африканского юга (первая 1955–1972, вторая — 1983–2005), с использованием этнических чисток, насильственного перемещения людей, искусственно вызванного голода, привели к миллионам жертв и итоге завели страну в тупик. Центральные власти могли удерживать контроль над столицей Южного Судана, Джубой, но за ее пределами власть оказывалась в руках повстанцев. В сухой сезон Хартум расширял границы контроля, во влажный — терял. И так на протяжении многих лет.
При этом юг тоже испытывал внутренний раскол. Африканские народы динка, нуэр, шиллук и другие не всегда жили мирно друг с другом, кроме того, северяне периодически покупали лояльность части южан. Параллельно Хартум проводил карательные операции и в других регионах страны, например, в том же мусульманском, но неарабском Дарфуре. В итоге в результате истощения сил центра этой мини-империи, вместе с международным давлением, все закончилось сецессией Южного Судана в 2011-м и разделением страны на две части.
Коллапс рентного государства
В последнем, во многом, заключается причина падения режима аль-Башира. Точнее, в разделении между двумя новыми странами нефтяных ресурсов. До сецессии Южного Судана основным источником дохода страны была нефть. Но после разделения три четверти нефтяных месторождений оказались на территории относительно малонаселенного десятимиллионного Южного Судана, в то время как на территории тридцатимиллионного Судана осталась транспортная инфраструктура — нефтепровод до порта Порт-Судан на Красном море. Южный Судан при этом выхода к морю не имеет.
Приведя понятную для нас аналогию, пусть и несовершенную, можно сказать, что внезапно в 2011-м Судан стал «Украиной», то есть транзитером чужих углеводородов, хотя до этого был «Россией», то есть серьезным региональным нефтеэкспортером.
Трансформация стала болезненной. Вначале Хартум затребовал с Джубы огромные деньги за транзит нефти — $32–34 за баррель. Южный Судан предложил $1 за баррель и пригрозил построить свой нефтепровод в обход территории Судана. В итоге после серии срывов производства и взаимных обвинений сошлись на цене $8–10 за баррель.
Увы, снятие с нефтяной иглы обернулось для Судана падением экономики. Запасы, накопленные в тучные годы, за несколько лет были проедены.
Только с начала 2019-го инфляция достигла 73% в годовом исчислении.
На фоне роста цен на базовые товары аль-Башир пообещал экономические реформы, повышение заработной платы и прочие «пряники», но реального положения вещей изменить не смог. Не смог и подавить волнения. В итоге армия решила выступить на стороне протестующих. Но пока их победа столь же сомнительна, как и в Алжире. Кто в итоге окажется бенефициаром этого уже второго эпизода «арабской весны» 2.0 — неизвестно.
Александо Зотин, Новая газета.