Видео
В мире
А 11 октября мы, небольшая компания киношников и коллег-журналистов, собрались у него в квартире, чтобы поздравить его с 85-летием. А потом встретились еще раз, чтобы поговорить уже о буднях – о политике, о 13-м Сейме, о видах на будущее, о СМИ и об этом пока еще новом годе. Вот что из этого получилось.
- Но прежде я все-таки хочу вас спросить о том, что же определило, что заложило основу вашей богатой жизни?
- Ни один человек не рождается человеком, он таким становится. Человека создает жизнь, в которую он попадает. Если я сейчас оглядываюсь на свое детство, то понимаю, что мне очень повезло. Я родился младшим из четырех сыновей. И это счастье. Я никогда не слышал, чтобы кто-то ругался. Зато я слышал, как смеются, как беседуют, как стараются друг другу помочь.
Мы были большая и отнюдь не богатая семья. Однако все дети получили высшее образование. Так жили многие семьи. Но не в каждой трехгодовалый ребенок участвует в дискуссиях родителей. Не всякая мама, когда ее ребенок начинает свое образование, говорит учителю, что ее сын сам отвечает за свое образование и что она не станет подписывать какие-либо контролирующие бумаги.
Учительница ходила к маме, дабы понять, как это может быть, что ребенок действительно справляется со всеми делами. Я мог бы об этом рассказывать еще долго… Но ведь тема нашего разговора совершенно другая.
- Хорошо, перемещаемся в реальное пространство. Что происходит в Латвии после выборов Сейма?
- Не одни лишь выборы Сейма порождают раздумья. Их рождают и все наши праздники. Столько денег, столько мероприятий… Но об одном забыли. О том, что же мы сотворили с тем, что нам подарили.
- Что вы имеете в виду?
- Государство, которое сейчас отдано нам. Оно в наших руках… И, на мой взгляд, именно эти праздники были очень важным моментом, чтобы понять, что мы находимся в весьма плохой ситуации. Чтобы понять, что мы должны взять на себя ответственность хотя бы перед теми людьми, которые это государство сделали.
Можно сказать и так: мы праздновали, но в то же время не захотели задуматься, что же мы сделали для того, чтобы наши дети не уезжали. Потому что, оказывается, тут невозможно жить так, как людям хотелось бы.
- Я согласен. Ситуативного осмысления того, что происходит, нам не хватало и не хватает.
- Совершенно. Посмотрите, что с нами происходит? Первое и главное - это то, что мы не понимаем, где мы живем. Все время говорят о демократии. Но нет же этой демократии. И не потому, что кто-то что-то запрещает, а потому, что мы как люди не демократы. Мне говорят: «Плохо живем…»
Я спрашиваю: «Почему плохо?» - «Но разве вы довольны тем, как развивается народ?» Я говорю: «Ну и почему так происходит, у нас ведь демократия? Кто же во всем этом виноват?» Мне говорят: «Те… там!» Я говорю: «А откуда появляются эти «те… там"?»
Да, мы уже давно с вами говорили о том, что у латышей не было никакой возможности прочувствовать, что такое демократия. Всегда над ними был кто-то другой. И немцы латыша очень хорошо воспитали в том, что делать, как работать. Как по-настоящему уважать свой труд.
- Может быть, это и не было самым худшим. А вот сейчас мы сами стелемся перед другими без своего лица и воли.
- Да, в этом было и положительное. А сейчас… В том-то и дело, что требовать от других мы не умеем. И не умеем командовать сами собой. Вся проблема в том, что мы работники, нам можно доверять в том смысле, что мы умеем делать дело, но нам нельзя доверять в плане организации, в том, что возьмем на себя ответственность, чтобы добиться желаемого. Поскольку нет этого опыта. Нет! Где же это время, когда мы командовали сами?
- Но это, на мой взгляд, не является оправданием нынешнего положения. Человек же должен научиться отвечать хотя бы сам за себя.
- Я сейчас говорю не об этом. Это не оправдание.
- Но ведь никто не запрещал нам это понять в период с 1918 по 1940 год. И с 1990 года по сей день. 30 лет – это одно поколение. Было же время для получения данного опыта…
- Подождите, не спешите… Я хочу напомнить, что случилось, когда Карлис Улманис совершил переворот. Его нужно было арестовать, судить. Но какой радостью воспылала Латвия, когда появился человек, который будет за все отвечать. Вот это в нас сидело очень глубоко. И по сей день мы не осознали: если хотите жить, надо понять.
Но добиться понимания очень сложно, однако это необходимо. Почему же люди, такие же, как мы с вами, не берут на себя ответственность? Мы бегаем к американцам и другим, но никогда сами не домысливаем: почему? Мы все виноваты… Все! Ибо, пока люди убеждены в том, что они должны все получать от других, а не от себя, не от собственных действий, ничего у нас вперед не двинется. Это основа основ, с которой нужно все начинать.
- Однако подобная воля должна была бы явно, недвусмысленно проявляться и на уровне политической элиты.
- Да, но у нас нет таких политиков. Они все время ищут того, кто бы им подсказал. А в дальнейшем заботятся лишь о своем отдельном кусочке, не понимая, что следует трудиться ради всей цельности. Что все должны работать вместе. А сейчас как: тут ничего сделать невозможно, потому что деньги нужны для другого. Дальше так продолжаться не может, поскольку ничто не обеспечивается в полной мере.
Поэтому мы и не можем осознать, как же должны жить сами. Даже глядя на правительство, нельзя сказать, что оно трудится как нечто единое. Каждый гонит свое. Так работать недопустимо.
И я бы хотел добавить еще одну очень существенную вещь. Если мы сами практически ничего не делаем, если не справляемся, то вместе с тем мы не заботимся и о том, чтобы наши дети могли что-то сделать и сделали бы.
- Да, достойного футуристического сознания у нас нет.
- Абсолютно. И это серьезная проблема. И потом, чего мы ждем от образования? Следует решить всего два вопроса. Только два! Первый: необходимо дать людям, детям такие знания, чтобы они могли определиться со своим местом в этом мире. Зачем нужны разные предметы и разные подходы? Затем, чтобы наш ребенок мог выбрать то, что ему нравится, чтобы он кем-то стал.
Второй, который еще более важен, но который у нас ни в средней школе, ни в вузах решить не могут и, кажется, даже не думают решать. Образование должно заботиться о том, чтобы по окончании учебы мы видели самостоятельного человека, имеющего свой собственный взгляд на жизнь, на людей и понимающего, что и почему происходит. Одним словом, стать человеком, личностью. Эта составляющая у нас как-то выпала.
Нет-нет, у нас есть и очень хорошие учителя, которые борются за это, но лишь в силу своего человеческого достоинства, не имея должной всеобщей поддержки. Поэтому дело тут не том, что виноваты учителя. Виноваты те, кто принижает роль учителя. Учителя ведь не уважают даже объемом его зарплаты. Он не человек…
- Но у нас тут подобное отношение ко всем якобы определяющим так называемую интеллигенцию профессиям. И к врачам тоже…
- Совершенно верно. И вот что мне кажется очень интересным. Я думаю о том, почему до нас не доходят вполне решаемые вещи? То, каким должен быть учитель, какими должны быть школы и, самое главное, как это сделать.
Меня удивляет, что в Риге, в Латвии в принципе практически нет людей, знающих что-либо о том, что одна из ближайших с нами стран эти вопросы решила. И попала в десятку лучших. Финляндия в топе. Я смотрел, как там относятся к учителям. Там стать учителем трудно. Но там тебе не только позволено, там ты сам должен создать свою программу. И никто не может тебе что-либо запретить. Ты и только ты отвечаешь за это. Ибо только ты отвечаешь за результат. Все!
И зарплаты у них там - около 3 000 евро. Это важно даже не столько в смысле денег. Это выражает уважение к профессии, показывает то, насколько она важна. Быть там учителем означает, что ты человек с большой буквы. Это совершенно другой подход! Так воспитывают людей! Такой подход созидает культурный народ. И вспомним, кстати, что финны до войны были беднее нас.
- Но какова же наша собственная перспектива в реальной ситуации?
- Первым делом мы должны понять, как должно быть здесь. Как быть современному народу, современным людям, которые двигаются вперед.
- Видите ли вы этот потенциал, это понимание в партиях, которые ныне создают коалицию, правительство?
- Они даже не знают…
- Однако мы же их избрали. Никто другой.
- Но мы тоже не знаем.
- Тогда получается, что правительство делает одно, а действительность существует параллельно. Реальность есть нечто другое, чем то, что определяет правительство.
- В том-то и дело, что мы живем не так, как наше правительство хочет, а так, как хотят другие. Кроме того, не потому, что они боятся их, а потому что они боятся себя. Того, что они что-то сделают неправильно. Это же сплошной детский сад.
- А имеются ли у нас ресурсы, чтобы созидать будущее?
- У меня очень много студентов, которые держатся за меня… Между прочим, на день рождения пришли девять женщин. Мои студентки.
- Великолепно!
- Да, они помнят то, что я им говорил. И для меня это очень важно. Я все время думаю: удалось мне чего-то добиться, чего-то достичь или нет…
- Но раз уж девушки пришли - значит, удалось.
- Да, после получения «Большого Кристапа» я стоял внизу у кинотеатра и ждал машину. И чуть ли не каждый второй, кто выходил из кино, говорил мне: «Знаете, я же у вас учился, и я до сих пор об этом думаю». Потому что я для них был первым человеком, кто говорил с ними как с людьми. Со мной можно было спорить, мне можно было задавать любые вопросы… И люди чувствовали, что у них есть право работать вместе. Я им всегда говорил, что мы здесь не начальники и подчиненные, а все делаем одно дело. Разница лишь в том, что в этом деле у нас разные задачи. И, понимаете, им это нравилось.
Мне никогда не доводилось спрашивать: почему не приходите на занятия? Я им говорил: вы должны понять, что у нас разные знания. И не только в том смысле, что я знаю больше, чем вы, просто мы живем в разное время. И поэтому вы и я по-разному оцениваем разные вещи. И мне даже нравится, когда вы говорите: «Нет, это не так!» Рядом со мной всегда есть люди. Поэтому я не чувствую себя одиноким. Хоть уже и остался один в этой жизни.
Виктор АВОТИНЬШ
